Ну кто, кроме Ванги и Кейси, мог предугадать гибель Советского Союза за одну страшную ночь? А кто предсказал, что после Ельцина, казалось бы, окончательно развалившего Россию, его место займёт человек, который вернёт нашей державе былое величие? Никому и во сне не могло присниться, что латиноамериканский вояж Путина приведёт США в дикое раздражение, и они расстреляют несчастный «Боинг» над головами защитников Донбасса. Если бы европейские политологи могли хоть одним глазком заранее глянуть на ожидающие их горы гнилых продуктов и грустные холодные зимы без тёплого «Южного потока», они, наверное, очень поразмыслили бы над тем, стоит ли загонять Россию в угол дурацкими санкциями. А уж минское перемирие и его последствия до сих пор остаются тайной за семью печатями.

Исходя из фактора неожиданности, присутствующего в вышеперечисленных событиях и им подобных, Нассим Талеб вывел своего чёрного лебедя – нечто непредсказуемое, кардинально меняющее ход истории. К сожалению, он не определил достаточно чётко, откуда же выплывает этот лебедь и можно ли как-то предугадать его появление. Между тем, такой сюрприз объясняется довольно просто. Он возникает из намерения, к которому движутся все задействованные силы. И вычислить его можно, только идя назад во времени от конечной цели. Чёрный лебедь, как правило, энергетически экономен и потому высокоэффективен. Он представляет собой минимальное воздействие, необходимое для достижения результата.

Как правило, чёрного лебедя создаёт сама ситуация в тех случаях, когда скрытые процессы гораздо мощнее видимых. Сотворить его по собственному желанию – задача для гения. Но такая «лебединая» стратегия будет всегда безупречной, ибо она основана на двух беспроигрышных факторах – непредсказуемости и идеальном соответствии задуманному итогу.

Современные политики, за редким исключением, гениями не являются, потому их планы глупейшим образом проваливаются. Фатальное непонимание России и её Президента, которое сложилось на Западе, происходит из-за неверных представлений о государственных силах и их развитии на просторах ушедшего СССР. Наши партнёры исходят из нескольких изначально ложных предпосылок: Советский Союз исчез навсегда, вместо него есть полтора десятка разных государств, на которые США или их союзники могут неограниченно влиять.

«Друзей» придётся разочаровать. Во-первых, СССР никуда не делся. Политические процессы определяются куда более активными энергиями, чем воля к власти (по Юнгу) отдельных представителей элит. Искусственные барьеры, возведённые по их указанию, могут быть сметены этими силами в одно мгновение. Многовековые связи не разорвутся за два десятилетия, так же, как русский язык на постсоветском пространстве, при всём старании заокеанских инструкторов, почему-то никак не заменяется английским. Наше коллективное бессознательное будет упорно сопротивляться этим насильственным разделениям и чужеродным внедрениям, и не в силах человеческих его сломить.

Во-вторых, советские республики, кроме, конечно, России, не смогли и никогда не смогут стать настоящими государствами. Не потому, что им не повезло с президентами и не потому, что их народы, которые теперь почему-то называют коренными, в силу своих социальных, ментальных и других особенностей не могут создать полноценный управленческий аппарат. Просто в них нет энергий, которые определяют государственность. Внутри стран отсутствуют креативные силы, способные построить жизнеспособные структуры во всех сферах – экономической, общественной, культурной. У них нет достаточной защиты, удерживающей территориальную целостность и оберегающей от внутреннего постороннего вмешательства. При слабости этих сил страна сразу становится объектом интервенции, что не замедлило случиться с четырнадцатью российскими «сёстрами».
$adv

В-третьих, одной из глобальных ошибок в любом противостоянии является недооценка противника. В госдеповский сценарий будущего мироустройства как-то забыли вписать Россию, имеющую куда больше рычагов воздействия на соседей, чем это видно невооружённым глазом.

В истории всё искусственное недолговечно. Центробежный процесс на советской земле достиг крайней «точки разбегания» в кровавой украинской драме и перешёл в свою противоположность. Центростремительные силы ведут народы бывшего Союза к исправлению допущенной несправедливости и объединению. Имперские замыслы и ностальгия, приписываемые Путину, здесь совершенно не при чём. Подобные измышления можно оставить для интеллектуальных упражнений воспитанным на извращениях западным аналитикам. Они не в силах понять, что воссоединение республик под одной крышей – это не чьё-то личное желание, а жестокая историческая необходимость.

Одна из причин этого – откровенно враждебная природа западной интервенции, будь то угроза ИГИЛ в Узбекистане, экономический захват в Казахстане, цветные революции в Грузии и Киргизии или НАТО в Прибалтике. Она является недружественной и по отношению к порабощённым территориям, и по отношению к России. Из чего следует грустный вывод, что всё население – и русское, и нерусское – оказывается в заложниках у заокеанского агрессора. Народом просто нагло и цинично манипулируют. Если кто-то из властителей на постсоветском пространстве до сих пор не заметил, им стоит открыть глаза на очевидный факт: бомбы и снаряды на Украине совершенно одинаково падают на головы украинцев и русских. Рабовладелец, преследуя свой шкурный интерес, не щадит ни рабов, ни надсмотрщиков. Именно сознание этой грозящей народу опасности, а вовсе не жажда власти или расширения границ, является стимулом для возвращения республик в общий дом.

Другая причина, более серьёзная, связана с воссоединением русского мира. Разобщённость для него смертельно опасна, потому что изнутри уничтожает его глубинную духовную основу – соборность. Одна его часть не могла оставаться в стороне, когда на Донбассе унижали и убивали другую. Это было бы для него противоестественно. Так же противоестественна ситуация, когда миллионы соотечественников не по своей воле оказались за границей. Новороссийская война жёстко и бескомпромиссно продемонстрировала все угрозы, спровоцированные таким раздельным существованием.

Третья причина – неповторимость феномена русского коллективизма. Ростислав Ищенко очень правильно заметил, что можно не быть русским по национальности, не быть православным и даже христианином, но при этом чувствовать свою причастность к этому миру. Советский Союз был многонациональным и при этом единым, пока его не уничтожили извне. Противоестественность американского владычества на советских землях понятна всем, кто хоть немного представляет себе психологию политики. И советские народы, до сих пор, несмотря на все «национализации», в большинстве своём говорящие по-русски, не могут не ощущать свою многовековую связь с Россией и друг с другом, так же как полное отсутствие подобной связи с Европой и США.

В отличие от трагедии, произошедшей 23 года назад, восстановление великой державы – процесс естественный и закономерный. Наибольшую проблему представляет мирное вхождение в единое государственное пространство бывших республик. Несуществующий «банановый» суверенитет чрезвычайно выгоден правящим элитам, поэтому они его яростно отстаивают. И вот здесь чёрного лебедя придётся вырастить и выпустить в нужный момент.

Такая сверхзадача требует гениального решения. Оно должно быть безупречным и единственно верным. Перебирать варианты – значит подвергать ситуацию ненужному риску. При создании цепи событий, способных собрать воедино огромную разрушенную страну, должны учитываться абсолютно все детали текущей конъюнктуры. Исходя из конечной цели будущего мирного объединения, нужно обратить внимание на некоторые факторы:

1. Существование под американским влиянием – очень нестабильная структура и поэтому недолговечная. Захватнические связи слабы уже потому, что пренебрегают многими аспектами – международными, социальными – ради сиюминутной выгоды. Кроме того, фактор расстояния тоже играет на ослабление: одно дело управлять из соседнего города, другое дело – из-за океана, пусть и низведённого до уровня лужи.

2. Многие аспекты, на которые опираются американцы при экономическом убийстве очередного государства, по прошествии времени могут обернуться против них и сыграть на руку России. Один из них – некомпетентность подконтрольных правительств. Вовремя не распознать в Путине потенциального и бесспорного победителя, а в США – позорно проигравшего, значит проявить верх непрофессионализма. Политик, обладающий хотя бы зачатками интуиции, сразу бросил бы госдеповского лузера и переметнулся на сторону сильного, тем более что российский президент не раз доказывал, что обратившихся за помощью он не сдаёт, даже если они виноваты. Уцепившись же мёртвой хваткой за тонущую Америку, постсоветские лидеры рискуют уйти на дно вместе с ней.

3. Падающая нефть и растущий доллар – две стороны одной медали. Не надо быть математиком, чтобы понять, что при поднявшемся в два раза долларе доход в рублях тоже будет в два раза больше и компенсирует падающую нефть. Конечная цель такого манёвра – несуразная цена за доллар и евро приведёт к полному отказу от них внутри страны. Если доллар будет стоить, скажем, 300 рублей, кто станет его покупать? Правильно, никто. Продали нефть за доллары – за эти же доллары, без пересчёта на рубли, купили оборудование. Всё гениальное просто. Для этого, между прочим, необходимо государственное регулирование, чего как огня боятся приверженцы либерализма.

Что мы видим сейчас?

Российские игры с падающим рублём вызвали настоящую панику у приграничных соседей, показав, что весь их «суверенитет» – просто мыльный пузырь, а экономика крайне слаба и неуправляема. И завязана она вовсе не на Америку и ЕС, как им очень хотелось бы думать, а всё на ту же Россию. Дело ведь не в том, уважает ли их независимость Кремль, а в том, что они сами не уважают себя.

Первым чёрным лебедем стал грандиозный евразийский проект Путина, вышедший далеко за рамки СССР и автоматически пристегнувший к себе полумёртвые республики. Поскольку они находятся между сильными соседями, договорившимися между собой, их поставили в положение «а вас никто и не спрашивает». Ведь если Россия, Турция, Китай, Индия станут рассчитываться, скажем, рублями и юанями, что останется делать нищему Таджикистану, живущему за счёт гастарбайтеров? Или Азербайджану и Казахстану, чьё сомнительное благосостояние зависит только от подешевевшей в два раза нефти? Своевременная смена политического курса на безоговорочное сближение с Россией становится для них вопросом не предпочтения, а выживания. Так и хочется посоветовать им забыть об упоении призрачными выгодами неограниченной власти и бежать от трансатлантического рабовладельца как можно быстрее и любым способом. Можно даже в женском платье.

Второй чёрный лебедь из большой стаи, подплывающей к СССР, – отказ от доллара, делающий невозможной дальнейшую работу американских компаний на чужих территориях. Правительства, стоящие на довольствии у однополярной денежной системы, рухнут в пропасть в одно мгновение. Поскольку никто из них не обладает ни политической дальновидностью, ни даже обыкновенной обывательской интуицией, такой вариант уже обернулся для них настоящим кошмаром и растерянностью. Поэтому ЕАЭС, ТС, ЗСТ и даже СНГ могут оказаться для неудачливых сырьевых и политических придатков светом в окошке. Собственной экономики, как и своего политического курса, бывшие республики не создали. Для поддержания общества в рабочем состоянии у них остались только евразийские связи.

Можно не сомневаться, что бывшие ревнители национальных и западных ценностей сразу вспомнят русский язык, «старшего брата» и советские принципы равенства и дружбы народов. И с благодарностью примут «диктат» Москвы, который, надо полагать, был и будет куда более благоприятным для республик, чем циничный грабёж США.

Непрекращающиеся хамские выпады американских политиков против России и лично против её Президента можно по-человечески понять. Странно было бы, если бы севшие в лужу США обрадовались такому раскладу. Выдернуть из-под Америки за каких-нибудь полгода три четверти земного шара способен только Путин. Он первый и пока что единственный в мире политик, способный самостоятельно создавать чёрных лебедей такого масштаба. Крым, контрсанкции, выход из «Южного потока», на очереди прощание с долларом и объединение СССР в новом качестве, предсказанное ещё Вангой... Целое «лебединое озеро».

Вот только остался один нерешённый вопрос.

Как известно, Америка заплатила пять миллиардов долларов за присоединение Крыма к России.

Интересно, во что ей обойдётся возвращение Советского Союза?

С.Дубинин― Первый ответ, как мне это представляется, — естественно, это мое личное мнение, — это то, что не доигран был в России кризис 2008-2009 гг. Потому что кризис должен привести к изменению структуры экономики. Причем, это слова не общие, когда речь идет об отраслях, нефтянка, не нефтянка, промышленное производство и так далее. Это очень конкретно на конкретном предприятии – должна была в кризис выжить та промышленность и те предприятия, сервисы, кто угодно, — где повысится производительность труда.
О.Журавлева― То есть, санация, по большому счету – как санация банков.
С.Дубинин― Можно и так это назвать. Главное, что во время кризиса нормальный предприниматель просто не в состоянии повысить затраты, он должен выжить. Он начинает резать затраты, в том числе, на заработные платы. И требовать от себя, кстати, тоже, и от людей, которые у него работают, увеличения производительности труда. Но просто так это можно сделать ограничено, а дальше надо вкладывать в новую технику, новые какие-то методы производства, и опять же, не только, если ты выпускаешь станки и оборудования, а просто услуги для людей. Потому что это должна быть какая-то другая технология, которая позволяет тебе сократить эти самые затраты, повысить производительность труда.
А у нас в кризис это не произошло, — все боялись увольнять персонал, во-первых, а в государственном секторе еще и происходил рост зарплат, что для кризиса не должно быть типично. Таким образом, как бы социальную сторону, я бы сказал, купировали эту ситуацию, и для людей это было неплохо. Но в результате огромная масса нашей экономики оказалась неконкурентоспособной.
О.Журавлева― Сразу возникает вопрос – дураки, что ли?
С.Дубинин― Нет, это просто другое понимание экономических приоритетов.
О.Журавлева― Какой был приоритет в 2008 году — социальная стабильность?
С.Дубинин― Да, я думаю, да. Причем, это распространено не только указаниями от большого начальства, хотя и это было, — как и в Пикалево, нужно было сохранить производство в моногородах. Ну, хорошо, на какой-то период можно протянуть эту ситуацию. Но дальше-то надо конкурировать с теми, кто производит за границей, с большей производительностью. Понимаете, это такой простой рецепт: для того, чтобы сейчас на международном рынке конкурировать, надо либо продавать дешевле, чем это в Китае сделано и продается, либо продавать что-то совершенно новое, как фирма «Эппл» делает, — то, что китайцы еще пока не научились делать. Можно к ним потом перенести производство, можно потом соединить эти два потенциала, но в принципе, если ты не способен решить либо ту, либо другую задачу, то дальше остается только как-то себя закрывать от этой конкуренции.
И, кстати, вот эта девальвация, глубокая девальвация, она, конечно же, помогла приобрести на время такую защиту от импорта. То есть, наш рынок остался формально открытым, но купить импортные товары и здесь их продать оказалось очень трудно, потому что они безумно подорожали. Здесь даже речь не идет о продовольствии, но даже любой ширпотреб стал очень дорогим.
О.Журавлева― Мы очень быстро перескочили с 2008 года к девальвации нынешней.
С.Дубинин― Но это связанные вещи, и, наверное, более интересно.
О.Журавлева― Разумеется. Но хочу понять – в 2008 г. был мировой кризис, из которого мы не вышли до конца, потому что выбрали неправильную, по вашему, стратегию выхода. И тут нас накрыла следующая история, что это за история?
С.Дубинин― История началась до всяческих политических потрясений на Украине, до всего этого — со снижением инвестиций. Инвесторы потенциальные, западные и отечественные, просто расценивали слишком невыгодным вкладывать деньги в Россию. Это был, в общем-то, тренд где-то и мировой, потому что именно с 2013 г. деньги стали уходить из развивающихся стран. Если до этого они скорее туда притекали, то здесь они стали уходить.
О.Журавлева― В вашей классификации Россия — развивающаяся страна?
С.Дубинин― Да, безусловно, это страна с развивающимся рынком. Причем, экономика типична и очень похожа на восточноевропейские страны, которые тоже, несмотря на свое участие в ЕС, как правило, — может быть, за исключением Чехии, — это страны развивающиеся. Ну, сейчас Польша приподнялась несколько. А так, Болгария и Румыния это наши соседи по любой классификации. Только у нас есть нефть есть, ау некоторых ее нет, — как нет на Украине.
О.Журавлева― А они, кстати, как переживали кризис? Если сравнивать нас не с Германией или США, а с нашими соседями ближайшими?
С.Дубинин: В 2008―2009 гг. они переживали кризис тяжело. Им приходилось приспосабливаться к реалиями этого общего рынка, который реально существует в ЕС. Но тут начался такой массовый переезд работоспособных людей из этих стран в страны, где есть спрос на относительно дешевую рабочую силу. Туда же поехали, в первую очередь, не просто цыганские семьи, — все это достаточно публичная, хорошо известная история. Туда поехали, прежде всего, молодые, работоспособные люди, пытались найти себе там работу.
О.Журавлева― Получается, их от социального взрыва немножко спасало то, что они в единой Европе?
С.Дубинин― Да, конечно. Причем, люди из стран, повыше немножко с развитием, не поехали, извините, мыть туалеты в Германию — из Испании, Италии, — у них уже другое к себе отношение, а вот из восточноевропейских стран – да, поехали. Конечно, они старались устроиться на более престижные места и постепенно занимали эти позиции. Потому что до того, как человеку, даже с дипломом врача, удастся там стать врачом, он какое-то время проработает санитаром, сдаст нужные экзамены, получит сертификаты, и тогда сможет реализовать свое высшее образование. Но это требует очень большого труда и усилий. Какое-то время он был дешевой рабочей силой. Это не самая завидная ситуация, но она такова.
А у нас миграция, как вы знаете, идет внутрь нашей страны, и вот эти вот нижние страты, так сказать, занятости занимают наши соседи из другой стороны.
О.Журавлева― Из еще менее развивающихся стран.
С.Дубинин― Стран более бедных, скажем так. Но так живет, между прочим, мировая экономика. Другое дело, что на этой основе нужно создать условия для прихода инвестиций.
О.Журавлева― Подождите, есть еще один момент. Вы объяснили, как сделали эти, как сделали мы. Кризис был у всех, ситуация, в общем, сходная. Они набрали разгон, — те, кто выбрал такую политику?
С.Дубинин― Не могу сказать, что решили все свои проблемы, это не так.
О.Журавлева― Но решили больше проблем, чем мы?
С.Дубинин― Думаю, да. Во всяком случае, закрылись неэффективные предприятия. И когда про них говорят, — что вот был завод ВЭБ, а теперь его нет, — это правда. Были, соответственно, верфи в Греции, теперь их закрыли – это тоже правда. Понимаете, есть свои издержки, причем, очень тяжелые, потому что им приходится конкурировать, с одой стороны, с высокотехнологическими производствами той же Германии. Австрии и отчасти французскими, британскими производителями, а с другой стороны их подпирает вот эта дешевая продукция из еще более развивающихся стран, та же китайская, индийская, сейчас бурно развивающаяся, индонезийская, малазийская продукция. Там дешевая рабочая сила, и они за счет этого могут производить эти вещи.
Каким-то из этих стран удается вырваться, как Южной Корее – сейчас и по уровню развития, и по технологическому уровню, и по социалке, думаю, она уже страна развитая. Но такой переход дается не так просто, и не всем.
О.Журавлева― Тем не менее, вы сказали, что мы пошли по неверному, с вашей точки зрения, пути, пытались сохранить социальную стабильность. Кризис не изжили, что потом стало происходить с инвестициями?
С.Дубинин― В этих условиях не так много оказалось секторов и мест, куда можно вкладывать деньги прибыль. Это, прежде всего, все те же наши природные ресурсы, — там место уже занято.
О.Журавлева― Там уже некуда вложиться.
С.Дубинин― Да, там мелкому и среднему бизнесу очень тяжело. Там есть отдельные предприятия, в той же нефтянке, но они должны договориться с крупными, иначе им там нечего делать. И вообще российская экономика, к сожалению, еще очень сильно, научно говоря, картелизирована.
О.Журавлева― От слова «картель».
С.Дубинин― Да, они стараются договориться, а не конкурировать друг с другом. То есть, договориться о чем? — о ценах.
О.Журавлева― Это сговор картельный?
С.Дубинин― Подозреваю, что да. У меня нет фактов, чтобы кому-то предъявлять обвинения, но давайте вспомним наше чисто бытовое: что происходило с ценами на мобильную связь? Они снижались, когда несколько фирм выходили, делали какие-то предложения разного рода, и все время звучало в эфире: мы дешевле, мы вам новые услуги предлагаем. А сейчас что происходит? Цены у всех одинаковые, и никаких тебе новых предложений.
О.Журавлева― Подождите, с теми же мобильными, нам говорили: если есть несколько компаний, предоставляющих связь, значит, они будут конкурировать, и цены будут снижать именно для того, чтобы повысить преимущества своей продукции.
С.Дубинин― Да, они получат объем рынка. Если объем их рынка на данный момент всех устраивает, то часто предпочитают не конкурировать. Та же фирма «Теле-2», до того, как ее приобрел холдинг, банк ВТБ, она не получала, например, определенных частот.
О.Журавлева― Потому что коллеги не давали?
С.Дубинин― Потому что лишний конкурент.
О.Журавлева― И ее выживали с рынка. Как преодолеваются такие вещи в России?
С.Дубинин― Это надо Артемова с ФАСом привлекать. Могу привести один пример, но я его уже приводил не один раз. Когда мы работали в РАО ЕЭС, я занимался инвестиционными проектами, в том числе. И вдруг в какой-то момент подконтрольная г-же Батуриной цементная промышленность была продана другому бизнесмену, который уже работал в цементной промышленности. И мы получили полную монополию.
О.Журавлева― То есть, бизнесмен стал владеть всей цементной промышленностью.
С.Дубинин― И что он первое сделал? — поднял цены на цемент для всех строителей. Это очевидный ход. Он взял большие кредиты, чтобы заплатить за приобретение, и ему надо отбить деньги побыстрее. И действительно, обратились в правительственные органы, в ФАС, куда можно, — суды сейчас начнем. Но это все было забавно.
Что сработало? — мы убедили, — по-моему, тогда надо было с Минэкономикой проводить эти разговоры, — именно там, — снять все таможенные пошлины на ввоз цемента. Нам говорили: ну, это смешно, цемент далеко нельзя возить. Оказалось, что уже отработана технология упаковки, когда эти огромные мешки с цементом вакуумно запаковываются, и цемент там не портится. И когда сухогрузами пошел цемент из Турции, тут же оказался совершенно другой разговор с уважаемым бизнесменом, тут же цены стали другими.
О.Журавлева― Получается такая штука, что бизнесом в России заниматься можно, если ты очень крупный.
С.Дубинин― Необязательно.
О.Журавлева― Или если у тебя есть ходы в Минэкономразвитие, а еще лучше – лично к руководству, и ты можешь их убедить, что ты прав. И тогда у тебя все будет в порядке. Правильно?
С.Дубинин― Государственное регулирование неизбежно. Может быть, у нас где-то с избытком, у нас то, что называется по науке «дирижизмом», «ручное управление» — это наш такой отечественный способ регулировать экономическую жизнь. Но он плох тем, что это не правила, которые устанавливаются на 5-10 лет, и работайте в рамках стандарта. А это «ad hoc», — то есть, каждый раз нужно как-то с кем-то о чем-то вести переговоры, желательно, с привлечением государственных органов. Это совершенно необязательно связано со взятками, но это возможность для государства какие-то острые моменты решать быстро, двигаться в ту сторону, куда хочет двигаться начальство. И это, в общем, разрушает рыночную окружающую среду, конечно. Но позволяет в условиях кризиса снимать какие-то отдельные проблемы быстро. В этом есть свое достоинство.
О.Журавлева― А разве в крупных экономиках других стран нет этих ужасных монополистов, которые держат рынок на самом деле под видом разных фирм, или нет лоббистов, которые в какой-нибудь сенат вносят соответствующие предложения, садятся там в гольф-клубе и договариваются обо всем. Неужели это наше отечественное «ноу-хау»?
С.Дубинин― Ну, во-первых, мы опять начинаем себя сравнивать с кем? Если мы возьмем Индию, Китай, Индонезию, и так далее, страны БРИКС, с которыми мы очень любим дружить, то там может быть все еще более связано с личными договоренностями, чем у нас. Вполне возможно, что они нас в этом превосходят. Я там не работал, поэтому не могу сказать, как это на практике.
О.Журавлева― Вы работу писали про экономику США, про сельское хозяйство, по-моему.
С.Дубинин― В том числе.
О.Журавлева― Тогда скажите про Штаты – там нет таких проблем, как они с этим борются?
С.Дубинин― Они с этим борются несколькими путями. Во-первых, там действительно возможные то, что называется «старт-апы», венчурные инвестиции, когда довольно легко начать бизнес. И снимаются — вот для нас бюрократические преграды кажутся чем-то непреодолимым. А там фирму открыть достаточно просто. И если люди готовы рискнуть, вложить свои деньги, есть и профессиональные инвесторы, которые готовы дать эти деньги. Но это сложный достаточно рынок, конечно, они там не все свое последнее вкладывают, но там есть культура бизнеса. В США человек, который уже два раза обанкротился, он не вычеркнут из жизни, — кстати, отличие от Японии или России. Ему дадут еще раз, говорят – у него опыт появился. И если он человек не глупый, он может этим опытом воспользоваться. Миллиона ему не дадут, но попробовать себя еще раз он может. То одна сторона дела там постоянная возможность открыть новые возможности для бизнеса.
А другая сторона дела – да, с монополистами там стараются бороться и наказывать долларом. Мы же время от времени читаем различные сообщения, что крупные банки оштрафовали на сколько-то сотен, даже миллиардов долларов. Причем, не только они зарубежным банкам выставляют счета за торговлю с Ираном в нарушении санкций, но и своим тоже за те или иные нарушения.
По результатам кризиса 2007-2009 гг. они там стали разбираться в том, как же работал этот рынок деривативный.
О.Журавлева― Слово «деривативный» вы сейчас зачем употребили, чтобы что сказать?
С.Дубинин― Просто по-другому это не назовешь. Это собирается в портфель набор кредитов ипотечных, — вот это слово нам знакомо, — и на этот портфель конкретный выпускается некий сертификат, вот он и будет называться деривативом. Ну, там есть специальные названия для всех видов.
О.Журавлева― Все это очень сложно.
С.Дубинин― Да, сложно. Но там людей поймали на том, что они обманывали своих клиентов. Поймали, причем, взяв протоколы заседаний, взяв просто записи их разговоров – там по трейдерам ведется официальная запись, они обязаны фиксировать, — как в самолетах. И когда один трейдер другому говорит: «ну, кому ты сумел впендюрить это дерьмо, как эти лохи, все еще покупают?» — то потом его вызывают и спрашивают: вы тут что, понимали, что вы обманываете?
О.Журавлева― То есть, тут какая-то невероятная прозрачность?
С.Дубинин― Ну, она через три года после того, как уже все произошло, когда уже лопнул весь этот пузырь, когда уже весь мир закачало как во время шторма, когда уже было каскадное банкротство банков.
О.Журавлева― То есть, они пытались учиться на своих ошибках и разобраться с ними?
С.Дубинин― Конечно.
О.Журавлева― Мы на ошибках 2008 года, судя по всему, учиться не стали?
С.Дубинин― Мне кажется, что да, мы эти уроки не выучили. А сейчас пришли, — ну, тут еще добавились некоторые другие факторы.
О.Журавлева― Да, о факторах. Получается, что на самом деле не США, не сланцевый газ, не цены на нефть, не санкции не были первопричиной нынешней ситуации?
С.Дубинин― Ну, это не я говорю, это говорит президент нашей страны, премьер-министр.
О.Журавлева― А вы и рады, что они это говорят?
С.Дубинин― Вообще-то приятно, когда начальники говорят какие-то разумные вещи. Они говорят, что внутренние факторы гораздо важнее для нашего развития, для определения ситуации. Но когда к этому, уже наметившемуся спаду и снижению темпов роста всего у нас, на базе, прежде всего, нехватки инвестиций, — тут еще с горы приезжает такая лавина, которая тебя просто сносит. Мы столько лет рассказывали друг другу, что будет плохо, если упадет цена на нефть. И вот она, наконец, упала. Неожиданности в этом не было никакой. И понятно было, что цена эта будет снижаться, — ну, в реальном исчислении, — расти она точно перестанет.
А связано это было, прежде всего, не только со сланцевым газом, что очень серьезно, и нефтью, прежде всего. А связано это был с энергосбережением. Опять же, это тема очень давнишняя, но как только ОПЕК в первый раз поднял цены, то все занялись тем, что снижали затраты на потребление энергии – весь мир этим занимается уже 40 лет, наверное, с 80-х годов точно.
О.Журавлева― А мы чем занимаемся?
С.Дубинин― Ну, у нас тоже, конечно, снижаются затраты, но не так. Украинский экономический кризис во многом определен именно тем , что это страна с наиболее высокими затратами энергии на единицу продукции в Европе. Безнадежны эти вещи – нужно было менять всю электроэнергетику в стране.
О.Журавлева― Но как же – вы работали в РАО ЕЭС.
С.Дубинин― А в РАО ЕЭС удалось многое сделать, надо сказать. Как раз после того, как произошла приватизация значите5льной части генерирующих мощностей, то те, кто их купил, они подписали еще обязательства, что они построят новые генерирующие мощности. И эти инвесторы, — по крайней мере, иностранные инвесторы — «Энрон», другие – они выполнили эти обязательства, ввели в действие эти блоки. У нас неплохой сейчас ресурс достаточно новой энергетики в стране.
О.Журавлева― Получается, что у нас в этом смысле все хорошо?
С.Дубинин― Конечно, лучше, чтобы было еще лучше. Но в принципе это сектор, который находится не в упадке, насколько я понимаю.
О.Журавлева― Резюмируя то, что вы сказали — кризис 2008 г. понятно, про цены на нефть все знали, что они рано или поздно упадут, потому что не могут расти до бесконечности. Про все опасные точки тоже все знали. И вот? Чего не знали, чего не ожидали, что оказалось неожиданным?
С.Дубинин― Неожиданным, конечно, оказался, думаю, украинский кризис, но это не только экономическая ситуация, Она еще и политическая.
О.Журавлева― Они связаны.
С.Дубинин― Да. Неожиданным оказалось то, что, собственно, восточная Украина вовсе не жаждет вся дружно присоединиться к России, в той или иной форме, отделившись от запада. Люди, которые, я так понимаю, пропагандировали эти идеи, — наверное, в головах у многих это сидело, — они либо просто не понимали, что говорили, либо сознательно врали, — я не знаю, как это объяснить, я с этими людьми мало знаком, хотя каких-то представителей этой профессии встречал, и даже дискутировал с ними. Еще давно, в 2004 г. эти иллюзии должны были рассеяться, там не было бюрократии и элиты, которая бы хотела, чтобы ею управляли снова из Москвы. Просто никого там не было из таких.
О.Журавлева― В студии — Сергей Дубинин, человек, который много знал, и уже давно. Мы продолжим этот разговор после новостей.
НОВОСТИ
О.Журавлева― Продолжаем программу. Что происходит на СМС – сплошная радость. Вам уже столько контраргументов предъявили, столько вопросов задали замечательных, что я боюсь, что все не смогу задать. Но вопрос главный сводится как раз к рублю, к валюте. Скажите, пожалуйста, за что мы платим чудовищной неэффективностью экономики, какие есть плюсы нашего экономического режима? И плюсы есть в том, что вы рассказываете?
С.Дубинин― Плюсы развития российской экономики последние 15 лет это то, что никогда не было такого уровня душевого дохода в стране – за всю историю, даже включая дореволюционную, за 20 и 21 век. Вот эти действительно, как говорят, «сытные годы», когда росла цена на нефть, поднялся уровень жизни значительной части российских граждан. Не надо себя обманывать: все эти пробки, как американцы говорят «трафик джем», — вот этот «джем» появился со всеми этими автомобилями не просто так. Появился потому, что у нас такая модель заработала, экспортно-ориентированная, причем, пользовался этот товар спросом на мировом рынке. И там мы были конкурентоспособны за счет природных ресурсов. Да, но получили это значительно больше людей, чем когда-либо в стране. У нас произошел действительно подъем в этом плане.
Но стукнуло в 2008-2009, потом попытались прожить дальше в том же режиме, какой был, а оказалось, — не работает уже, действительно уже не работает эта модель, нужно менять. Нужны массированные инвестиции. Подъем производительности труда, и на этой основе тогда уже продолжение экономического роста.
Ну, мы столкнулись с этими проблемами в 2013-2014 гг., а тут на нас еще навалилась вся эта политическая проблематика с санкциями, с испорченными отношениями, что меня, например, в этой ситуации овлунет? Понимаете, пока мы не получаем технологии и инвестиции западные, и говорим, что мы без них обойдемся…
О.Журавлева― Мы же свои должны сделать?
С.Дубинин― Да. Индонезия, Турция, кто еще по списку? — Малайзия, Индия, — они все это получают. Понятно, что такие страны, как Индия или Китай, где миллиарды людей живут, им очень трудно выйти на средние показатели даже нашей сегодняшней жизни. Но технологически они уже не отстают от нас, а скоро будут даже и перегонять, — вот в чем реальная угроза, долгосрочная.
Есть краткосрочные вызовы, есть среднесрочные, а есть долгосрочные. Вот если мы пытаемся отгородиться от мира, то мы отгораживаемся от знаний, от технологий. Ни одна страна в мире сама по себе все сделать уже не может, это иллюзия или глупость, извините, — те, кто это пропагандирует. Даже США этого сделать не может, Китай все сделать один не может.
Понятно, что можно прожить, что мы не будем голодать.
О.Журавлева― Как раз об этом – как прожить? У нас в последнее время, в связи со всеми этими событиями, есть, с одной стороны. Рост уровня счастья, доверия к правительству, всякого этого, что нам показывают социологи. С другой стороны, очень много времени занимает обсуждение курса рубля, в чем держать деньги, что покупать, а что не покупать на чем экономить уже в быту – в какой магазин ходить. В общем, все крутится вокруг финансовой части нашей жизни. Расскажите, пожалуйста, про приключения рубля – что было, куда пошло и кто в этом виноват.
С.Дубинин― Давайте попробуем. Это как раз две части недолгосрочные, игра вкороткую. У нас курс держался на хороших ценах на нефть и газ устойчиво — 30-32 рубля, — мы помним этот счастливый период: инфляция 10% в год, а курс стоит один и тот же. К чему это приводит?
О.Журавлева― Кстати, объясните, это должно быть завязано одно с другим, курс и инфляция?
С.Дубинин― Безусловно. Да, рынок, рано или поздно все расставит на свои места. Потому что получается, что в пересчете на те же евро или на доллары мы платили все большую и большую цену в этих самых долларах. Это опять же тот же пример: кружка пива в 2010 г. в Мюнхене стоила 1 евро, и у нас 1 евро. Но поскольку она у нас становилась дороже и дороже, на 10% в год, то в пересчете через стабильный курс она стала стоить 3 евро. То есть, мы стали за счет этого стабильного курса платить дороже за то же самое пиво.
О.Журавлева― Значит, возникает вопрос — какой-то из этих показателей искусственный?
С.ДУБИНИН: «Дирижизмом», «ручное управление» — это наш отечественный способ регулировать экономику Q0
С.Дубинин― Нет, это рынок.
О.Журавлева― Я имею в виду – если был стабильный курс, но была инфляция, значит, нас с курсом надували – этот курс был ненастоящий?
С.Дубинин― Нет, это рыночный курс. Но надо было раньше отпускать его в свободное плавание. Тогда бы он, я думаю, начал бы постепенно и плавно снижаться. Не рухнул бы, как в 2014 г. произошло одномоментно почти, за полгода фактически съехали. А можно было попытаться разыграть это вдлинную. Но такой курс страна не заработала, это чисто за счет притока денег от нефти и газа держалось. И поэтому есть такое понятие «реальный эффективный курс» — вот он был завышен. В этих условиях неизбежна была девальвация рубля.
Вопрос, как она должна проходить. Она произошла по не очень хорошему сценарию. Хотя г-жа Набиуллина очень четко сказала еще в октябре 2013 г., что курс надо отпускать, — ну, это называлось умными словами «инфляционные таргетирование».
О.Журавлева― Чтобы никто не догадался.
С.Дубинин― По науке все было сказано четко и правильно. Но еще год держался курс, его почему-то боялись отпустить. Видимо, имеется в виду, что здесь запоздали.
О.Журавлева― С курсом все совершенно очевидно – то прямые действия ЦБ, — то отпустит, то не отпустит.
С.Дубинин― Понимаете, противостоять всей стране, — это то, что произошло в ноябре-декабре, — мы все, граждане, — конечно, я не бегал в обменники, но люди стали покупать валюту. Это, кстати, называется внутренний вывоз капитала. По статистике то, что рубли переходили в доллары – это вывоз капитала статистически, причем, населением. И там очень большие суммы пошли, меняли до 3 триллионов рублей на доллары – просто люди, населения. Потом принесли обратно в банки, но уже положили в долларах.
О.Журавлева― И все здравомыслящие люди постарались это сделать.
С.Дубинин― И против такого массированного наезда, что называется, ЦБ не может устоять, у него нет ресурса для этого, не хватает резервов. Плюс к этому долги надо платить – общий долг примерно 650 миллиардов долларов был. Из них 50 – госдолга, а 600 с лишним надо было отдавать корпоративного долга.
О.Журавлева― То, что они должны были отдавать зарубежным партнерам.
С.Дубинин― Кредиторам. В год это примерно по сто миллиардов надо отдавать. В прошлом году отдали около этого и в этом году 100-119 млрд придется отдать. Можно было бы перезанять, но тут нам санкции помогли в кавычках – потому что перезанять уже нельзя на том рынке. Причем, не только тем, кто непосредственно попал под санкции, но и всем остальным. Потому что рейтинги упали, цена кредита для любого нашего заемщика, даже не попавшего в этот список, она просто выросла с полутора процентов до 9-10% годовых.
О.Журавлева― Почему? Потому что мы перестали вызывать доверие?
С.Дубинин― Потому что мы попали под санкции, прежде всего. И да, эти рейтинги отражают степень доверия, то есть, степень риска: с предприятиями этой страны рискованно иметь дело. А кто знает, какие новые санкции придумают? Риск и в этом тоже.
О.Журавлева― ну да: сегодня я дам ему кредит, а завтра он попадет под санкции, и все будет плохо.
С.Дубинин― Да, и что мы будем делать дальше.
О.Журавлева― Я вижу, что вы не очень хотите обсуждать деятельность ЦБ, у вас какое-то корпоративное чувство, но вы не надейтесь. Хотела спросить — а зачем в этой очень тяжелой ситуации мы время от времени делаем такие интересные жесты, как, например, прощаем долги? Нам же в валюте должны некие страны. Сегодня появилась информация, что мы простили долг Мадагаскару, — все-таки там миллионы долларов.
С.Дубинин― В большинстве случаев то безнадежные долги, которые никогда не будут возвращены. Причем, я достаточно много занимался в 90-е годы старыми советскими еще долгами, и что пришлось списывать. Понимаете, как ни странно, большая часть этих долгов родилось из помощи СССР развитию развивающихся стран. И большинство этих стран получали не только военную помощь, но и экономическую.
О.Журавлева― Ну, мы им там строили больницы, заводы.
С.Дубинин― Плотины. Египет, перешедший, как известно, на сторону США.
О.Журавлева― На темную сторону.
С.Дубинин― Он расплатился еще в советское время за эти долги – видимо, с помощью США, — просто поставками хлопка, массированными. А Сирия, которую мы считаем близким союзником, ничем не расплатилась, и расплатиться не может, — у нее просто нет никакого ресурса, чтобы заплатить.
О.Журавлева― Когда человек должен банку, его жмут до последнего, — у нас есть пример с валютными заемщиками.
С.Дубинин― Это отдельная проблема. И она нарастает, к сожалению.
О.Журавлева― Да, отдельная проблема. Но как со странами – ну, не может отдать сразу, пусть по чуть-чуть. Ну, надавить.
С.Дубинин― А как вы надавите? Пошлете флот?
О.Журавлева― Пусть бананами отдают, коноплей, еще чем-нибудь.
С.Дубинин― Обычно договариваются о реструктуризации долга: одну часть списываем, а эту будем возвращать. Меня, честно говоря, всегда заводило то, что целый ряд стран, имеющих ресурс, как тот же г-н Каддафи – у него же была нефть, а он на огромные долги Советскому Союзу заявил, что возвращать не будет. Россия претендует, что она наследница, а он не будет. И, тем не менее, мы продолжали с ним отношения, пытались с ним заключать соглашения.
О.Журавлева― Но это же невыгодно, что это за глупость?
С.Дубинин― Ну, как сказать. Экспорт оружия обычно идет в кредит. Но это не только у нас, США так делают. И в значительной части, думаю, они тоже понимают, — может быть, за исключением некоторых стран, что никто никогда эти кредиты не вернет – это чисто политическое решение. А зато свой военно-промышленный комплекс занят, люди работают.
О.Журавлева― Имеют заказы.
С.Дубинин― Да.
О.Журавлева― Но вообще-то вы сейчас описываете какую-то чудовищную картину. Денег нет и не будет, долги отдавать нечем, взять новые кредиты нельзя, долги при этом, которые нам должны, мы во многих случаях вернуть не можем. Даже оружие, которым так гордимся, говорим, что мы в лидерах по продаже оружия, — а в большинстве случаев практически отдаем даром. И что? И мы хотим, чтобы что развивалось, за счет чего страна должна выживать в результате?
С.Дубинин― За счет инвестиций. Причем, у нас достаточно высокий уровень сбережений. Ну, это понятие макроэкономическое в данном случае, это не просто сбережения населения, это доля сберегаемой части внутри ВВП. Она выше, чем то, что мы инвестируем как страна. У нас сбережения 30% ВВП примерно, а инвестиции — 22-25%, в лучшем случае.
О.Журавлева― И что это значит?
С.Дубинин― Это значит, что эти 5% пока выезжают за рубеж как инвестиции и кредиты туда. Но в значительной степени они через оффшоры возвращались как прямые инвестиции или портфельные внутрь страны. И этот механизм можно не любить осуждать, но он работал. У нас все эти годы после уже кризиса, до 2014 г., по 100-150 млрд долларов вкладывалось прямых инвестиций в развитие страны из-за рубежа. Да, там были крупные страны-инвесторы типа Кипра. Голландии, — то есть, это те же российские деньги, но они возвращались, приходили в экономику и вкладывались. Ну, под зонтиком западной юрисдикцией.
О.Журавлева― А почему это так все заплетено?
С.ДУБИНИН: Плюс российской экономики последние 15 лет – небывало высокий доход на душу населения Q0
С.Дубинин― Потому что тогда отбирать эти деньги можно было бы только через Лондонский суд, а не отечественный.
О.Журавлева― Ах, вот оно, что.
С.Дубинин― Да, определенной защиты искали бизнесмены, но эти деньги все-таки вкладывались. Сейчас это тоже отсекается. По крайней мере, усложняется. Потому что многим трудно – возникает нарушение санкций. Но с другой стороны, политика – ну, ее называют «деоффшоризация» — слава богу, с юридической точки зрения пока все не страшно и достаточно грамотно строится: пусть эти деньги как бы юридически там, но они должны, бизнесмены, во-первых, заплатить налоги, а с другой стороны, соответственно, их использовать для развития. То есть, там необязательно срочно продать все, что у вас есть и все перевести домой, иначе к стенке, — такой постановки вопроса пока мы не встречали.
О.Журавлева― Вы говорите «пока»?
С.Дубинин― Да я шучу.
О.Журавлева― А у меня ощущение, что вы ждете всего, любых вариантов.
С.Дубинин― Ну, зачем? Не надо за меня давать интервью.
О.Журавлева― Хорошо. Если бы вы были председателем ЦБ в последний год, вы бы вели себя так же, как Набиуллина, принимали бы такие же решения?
С.Дубинин― Скорее всего, да. Вопрос со сроками этих решений. Потому что все действия сами по себе были рациональными, и, кстати, привели к тому, что купировать опять же эту совершенно болезненную ситуацию, которая грозила крупными неприятностями, удалось.
О.Журавлева― А сейчас уже не грозит?
С.Дубинин― Да, я считаю, что не грозит таким срывом и какими-то катастрофическими событиями. Я помню, что в октябре месяце я на одной конференции употребил слово «паника», которая сейчас овладевает банкирами – еще не населением. Потому что они чувствуют, что происходит. Мне тогда выговаривали, — как же так, зачем провоцировать. Но это была ситуация на грани такой паники, когда банки просто боялись, что не смогут работать. Но ведь не закрылся ни один крупный банк, практически не произошло ничего, что произошло в 1998 году, тем более не произошло даже того, что в 2008 г. – угрозы такого развала не было.
О.Журавлева― Нам приносили красивую диаграмму — СМИ расписывали, как у нас распланирован бюджет помощи. Так вот банкам помощи было выделено чуть ли не столько же, сколько ВПК, по-моему, даже больше.
С.Дубинин― Ну, это произошло уже тогда, когда кризис ударил, он наступил. Вы говорите сейчас о программе срочных действий, которая была выработана немедленно как реакция именно для того, чтобы стабилизировать банковскую систему. Понимаете, при всем при том, во-первых, ведущие банки все-таки принадлежат государству, и как-то логично, наверное, что «Сбербанк», ВТБ, В ЭБ, — ну, нельзя допустить их развала и банкротства. Но и такой угрозы там не было. Им помогли выстоять и продолжать успешно работать. Кстати, поставив очень жесткие условия – что эти деньги, пришедшие в банки, должны быть переданы в то, что называют реальный сектор, и за этим следит Минфин. Зам.министра Моисеев и Шаталов тоже ведут мониторинг ежемесячный, кому, сколько и как выделяют кредиты дальше государственные банки. Это явно не рыночный характер работы, но в условиях кризиса, наверное, это было неизбежно. Это не просто так дали, и делай, что хочешь с этим деньгами.
О.Журавлева― Вы рады, что вы сейчас не в ЦБ работаете и не в Министерстве экономики?
С.Дубинин― Я рад просто потому, что степень свободы у меня, конечно, больше, и даже для такого интервью. Я, как опять же, было правильно сказано нашим президентом: если хотите критиковать и чувствовать себя свободным – отправляйтесь в эксперты. Я где-то с 2008 г., даже немножко раньше, как РАО ЕЭС прекратил существование, я эксперт. Меня могут взять или не взять в Совет директоров, публиковать или не публиковать
О.Журавлева― Сейчас наверняка в экономическом блоке есть многие люди, с которыми вы работали, вы многих знаете лично. Это хорошие экономисты?
С.Дубинин― Да.
О.Журавлева― Хорошие профессионалы?
С.Дубинин― Да, хорошие профессионалы.
О.Журавлева― А как они страну довели до такого?
С.Дубинин― По-моему, я только что на эти вопросы ответил. Это не они доводили страну, конечно же, а желание немножко полегче пройти, не устраивать гонку, скажем, с повышением производительности труда. У нас од сих пор производительность труда в наших основных секторах, — кстати, и банковском тоже. На одного занятого в американских банках, если взять их систему, в два раза больше активов на одного занятого, чем в России. Ну, это за счет еще множества мелких банков, за счет того, что в этих мелких банках работают, как говорили когда-то «Жоры, Доры и Лоры» всевозможных уважаемых людей. Ну, там платят хорошие зарплаты и все довольны. Но производительность труда низкая.
То же самое происходит во многих секторах. А мы должны выбрать, что является приоритетом для нашей страны. Американское общество жесткое, и не надо это скрывать. Я с большим уважением к ним отношусь.
О.Журавлева― А наш президент сказал, что надо иметь не только ум, но и сердце. Согласны, может, это такой русский экономический путь, — поменьше жесткости, побольше социальной стабильности?
С.Дубинин― Но есть ведь еще и скандинавский путь, когда вроде это сочетается. Но тогда надо платить минимум 50% своих доходов отдавать государству, не скрывать эти доходы и налоги отдавать честно, и верить, что государство использует это на благо для той же социалки. Конечно, можно возмущаться, что получателями этих доходов в значительной степени станут люди, приехавшие из другой страны, то есть, мигранты — это то, что происходит сейчас в Германии. Вот либо такое общество, либо такое, как в США, — более жесткое, и мало кому что дающее. Там Обаму объявили социалистом, а он, в лучшем случае, по нашим стандартам социал-демократ такой, центристский, правый.
С.ДУБИНИН: Реальный курс рубля был завышенQ0
О.Журавлева― А вы-то кто, «либерал проклятый»?
С.Дубинин― Ну да, наверное, это правильное определение. Правда, надо еще с понятиями всегда разбираться, – что такое «либерал» по-русски, что такое по-американски — это разные термины.
О.Журавлева― В таком случае, у нас сегодня был либерал по-русски, — это Сергей Дубинин, бывший председатель ЦБ России, большое спасибо, всего доброго.

Надо понимать, что никакие меры со стороны правительства не могут компенсировать жесткую политику ЦБ, подчеркнул миллиардер. «Я не вижу, что еще можно сделать правительство. Дальше — это только корректировка системной экономической политики. Я думаю, это президент будет делать, сделав выводы из той ситуации, в которой мы оказались. Отказ от госкапитализма, равенство всех форм собственности, реформа судебной системы», — рассказал он.
Дерипаска также посетовал из-за недостатка конкуренции на банковском рынке. По его словам, два госбанка фактически «заправляют всей экономикой». «Конечно, они делают хорошую работу, их результаты неплохие. Но должна быть конкуренция. Как два субъекта будут между собой конкурировать? И в этот момент они нокаутируют оставшиеся частные банки. Пусть тогда создают банки. Когда-то ведь государство создало Сбербанк. Пусть теперь ЦБ займется, если он хочет эффективного рыночного предложения, пусть создаст, например, еще четыре банка», — предложил бизнесмен.
По его мнению, руководству ЦБ не хватает практического опыта в банковском бизнесе. «У всех зампредов ЦБ «бумажная» практика. Что они знают о кредитовании, например, во Владивостоке? У нас в компании 186 ключевых руководителей в компании — у каждого свой производственный участок, на котором он должен побывать минимум 4 раза в год, кем бы он ни был», — рассказал он.

«В настоящие время ЦБ ведёт политику, направленную на сжатие рублёвой ликвидности на рынке. Тем самым пытается замедлить инфляцию и охладить интересы валютных спекулянтов. Единственной действенной мерой в текущей ситуации может стать повышение ЦБ процентной ставки. Если падение рубля продолжится такими же темпами, ЦБ может снова пойти на этот шаг и уже в ближайшее время», — пояснил АиФ.ru аналитик «Алор Брокер» Алексей Антонов.
Ещё один способ сбавить давление на рубль — возобновление Центробанком валютных интервенций: регулятор проводит масштабную продажу иностранной валюты, таким образом увеличивая спрос на рубль и повышая его курс. Согласно прогнозу аналитиков, опрошенных Bloomberg, к интервенциям ЦБР вернётся при росте курса доллара в 90 рублей.
«Также от правительства ждут антикризисный план, который должен предусматривать прежде всего сокращения непроизводительных расходов. Рост заимствований для покрытия дефицита гораздо хуже, поскольку в итоге это увеличивает рублёвую массу, то есть создаёт предпосылки для роста инфляции в случае, если цена на нефть заметно не вырастет. Помощь ЦБ может заключаться в сглаживании пиковых шоков и предоставлении банковской системе достаточного количества ликвидности», — говорит начальник управления операций на российском фондовом рынке ИК «Фридом Финанс» Георгий Ващенко.

Что девальвация означает для россиян?

Прежде всего, девальвация рубля разгонит инфляцию. Дело в том, что значительная часть товаров, продаваемых в российских магазинах, является импортными или произведёнными с использованием импортных технологий и составляющих. Соответственно, чем выше курс иностранной валюты, тем дороже обходится закупка импортных продуктов и комплектующих.

Кто выиграет от девальвации рубля?

Президент России Владимир Путин, выступая на форуме «Опоры России», высказал мнение, что девальвация рубля открывает перед российскими бизнесменами «новые возможности».
Обесценивание российской валюты, с одной стороны, действительно выгодно национальным производителям — так их продукция становится дешевле и, следовательно, конкурентоспособнее. Но с другой стороны, вызванное девальвацией рубля падение покупательской способности россиян сводит к нулю все положительные стороны дешёвой нацвалюты практически для всех предпринимателей.
От ослабления валюты выигрывают в основном экспортёры сырья — удобрений, металла, углеводородов. «Хотя последние страдают от снижения стоимости нефти, поскольку, хотя обесценивание рубля и защищает их экспортные доходы, большинство из них занимаются переработкой и продажей на внутреннем рынке, где они теряют прибыль от падения рубля», — добавляет Ващенко.

Что подорожает из-за девальвации рубля?

В первую очередь дорожать будут те товары, которые полностью закупаются за рубежом: потребительские товары, оборудование, сырьё, алкоголь, парфюмерия, автомобили, лекарства. Продукция, сделанная в России из иностранных деталей или сырья, также будет расти в цене, но медленнее.
Ослабление рубля также приведёт к удорожанию отдыха за рубежом, поскольку стоимость туристических путёвок, авиабилетов и гостиниц привязана к курсу иностранной валюты.

Как сохранить рублёвые сбережения?

Несмотря на то, что из-за падения доходов россияне стали меньше копить деньги, в сбережениях соотечественников наибольшую долю занимают рубли.
«Свободные рубли, если они сейчас не размещены на депозите или в другом доходном инструменте, будут стремительно терять свою ценность. Но совершать сейчас операции обмена крайне рискованно, и это приведёт лишь к ещё большим потерям за счёт устанавливаемого банками спреда (разница между курсом продажи и курсом покупки валюты — прим. ред.) и комиссионных сборов. Я бы рекомендовал совершать отложенные покупки, поскольку в феврале цены на товары длительного пользования могут вырасти на 15–20%. Валютная же паника в любом случае пойдёт на спад», — рассуждает Алексей Антонов.
Поскольку большая часть электроники и бытовой техники, продаваемой на российском рынке, привезена из-за рубежа (например, 95% пылесосов или 50% холодильников произведены за границей), наиболее заметным будет рост цен именно на технику. Поэтому, если в ваши планы входит покупка новой стиральной машины или телевизора, приобрести эту технику лучше сейчас — в обозримом будущем цены на неё вырастут.

Тогда в магазин явится государственный инспектор и потребует документы: на каком основании установлена стоимость товара? В России подобные проверки власти лишь пообещали и тут же благополучно о них забыли. Бензин на китайских заправочных станциях подешевел (нефть же падает), а у нас топливо парадоксальным образом становится золотым... Поездки на такси и билеты на общественный транспорт в Китае подорожали за 17 лет на 20% (с Россией лучше и не сравнивать). Воздушные рейсы тоже от курса валюты не зависят: китайские авиакомпании устанавливают цены не в евро, а сугубо в юанях. В крупных городах Китая я встречал множество бизнесменов, за всю жизнь никогда не державших в своих руках бумажек с портретами президентов США. Валюту к оплате нигде не принимают (даже в туристических местах), а к соседям в Азию китайцы ездят с юанями: их охотно берут в любом обменнике. Внутри КНР доллар не нужен, на него не ориентируются и, главное, в нём не хранят сбережения.

Очень мягкое падение

- Специально завышая роль юаня в стране, власти работали на будущее: если наша валюта упадёт по причине кризиса, «посадка» обязана стать очень мягкой, - объясняет журналист канала CCTV Чжан Хэ . - 10 января правительство издало ещё одно постановление: какой бы крах ни произошёл на бирже, юань не может снизиться за месяц больше чем на 2%. Это знак для всех, кто сейчас запаниковал, - наверху контролируют ситуацию. Разумеется, и лимит продажи баксов, и появление двухпроцентного коридора - меры вынужденные и не будут поняты многими бизнесменами. Тем не менее никаких бешеных очередей за долларами в «спецзонах» Китая сейчас не наблюдается, люди не осаждают круглосуточно обменные пункты.
С целью укрепления юаня с 2008 года в Китае усиленно пропагандируется внутренний туризм, и он отлично налажен - в отличие от РФ, где в большинстве мест за ночёвку в обшарпанной гостинице сдерут три шкуры. Поездка в Европу китайцам разрешается только при покупке официального тура в составе организованной группы. Не сказать, что я приветствую последний метод, просто констатирую факт: в Поднебесной делается всё, чтобы доллары не исчезали из страны, и пресекаются любые способы установления «ценников» в валюте. Даже в магазинах дьюти-фри на въезде в Гонконг, в аэропортах Шанхая и Пекина товары продаются исключительно за юани, а не за евро, как в Москве или Санкт-Петербурге. Посему в КНР резко подорожали только иностранные вещи: например, те же айфоны или женские сумочки от международных брендов.

с евро и фунтом

Когда я инспектировал супермаркеты в Урумчи и Пекине и спрашивал, сколько в связи с курсом доллара стоят продукты, мне удивлённо отвечали - да столько же! А с чего они должны дорожать, если вся еда китайского происхождения? «Допустим, я установлю цену выше. И что случится? Люди либо просто не придут, либо начнут покупать в два раза меньше… Я не вижу в этом смысла, - заявил владелец магазина в центре Урумчи. - Стоить больше стали лишь заграничные фрукты, а их у меня меньше одного процента. Прочие товары - электроника, автомобили, ткани, детские игрушки - производятся в КНР. Единственное, что нам приходится покупать за рубежом, - газ и нефть, но они сейчас довольно дёшевы». В общем, можно точно сказать: первый сильнейший удар по экономике Китай выдержал вполне достойно. Более того, на днях китайский юань был включён в пятёрку резервных валют МВФ наравне с евро, долларом, британским фунтом и японской иеной. А вот рублю, к сожалению, такое в ближайшее время вряд ли грозит.
Безусловно, насчёт принятых Китаем мер по стабилизации национальной валюты можно поспорить. Но одна вещь очевидна: сразу после снижения юаня был моментально принят комплекс распоряжений, не допустивших его крах. У нас же Центробанк третий год подряд с буддийским спокойствием смотрит на то, как «рубчик» превращается в труху. А отечественный производитель ведёт себя словно в космосе, продолжая увеличивать цены и оправдываться - доллар-то вырос!.. Этим фактом вообще объясняется всё что угодно, включая подорожавший бензин. Однако Китай пошёл по другому пути - и он оказался более успешен. Если у Центробанка нет своих идей, можно заимствовать хотя бы чужие

В правительстве говорят, что отошли от авансовых платежей, но в результате пока что вообще ничего не перечисляют. Конечно, таким образом можно и профицит получить, если вообще ничего не финансировать. Представьте, даже минобороны прекратили финансировать. Там только ядерный комплекс полностью финансируется, а все остальное сокращено очень сильно. МВД не финансируют, Чечню, Дальний Восток. Одновременно говорят о секвестре. Если вы рассказываете, что дадите деньги, которых у вас нет, тут же пишете письмо, посягая на чью-то будущую пенсию, и одновременно предлагаете сократить расходы на 5%… Получается так: то ли вы даете, то ли забираете: определиться надо, меньше будет или больше. Это, конечно, запутанная история, думаю, для того, чтобы инсценировать бурную деятельность правительства.
Основной план должен заключаться в структурных мерах, т.е. в перестройке экономики: не на основе того, чтобы раздать всем деньги, потому что их действительно нет, а надо сосредоточить их на ключевых направлениях. Это — военно-промышленный комплекс, социальные расходы и часть инфраструктуры.

В.К.: Но у нас же вырос экспорт, в том числе и благодаря… любимому китайцами российскому мороженому. Может быть, это тоже «стратегическое» направление?
А.Б.: Там есть какие-то позиции, знаете, когда одно мороженое продали, потом сразу три мороженых, конечно, сразу в три раза увеличился экспорт.
Изменения в структуре экономики никак не заложены: центр тяжести должен переноситься. Считаю, государство должно оставить за собой финансирование только ключевых моментов, оно может отвечать только за что-то. А в остальном надо создать инвестиционные возможности для предпринимателей, чтобы они были уверены в защите собственности. Кстати, президент об этом сам говорил накануне нового года: будем отвечать на санкции развитием отечественного предпринимательства, защитой собственности. Так действуйте в рамках этого плана, это же золотые слова.
В.К.: А как тогда быть с той оговоркой, что антикризисные мероприятия будут финансироваться только при «возникновении источников дохода». Что имеется в виду?
А.Б.: Доходов объективно стало меньше, просто у нас выросло целое поколение менеджеров, в том числе псевдопредпринимателей — ходоков в правительство за деньгами. Эти люди вряд ли перестроятся, поэтому они всегда выдвигают одни и те же идеи: пускай нам дадут денег, давайте потратим еще денег, именно нам надо их дать. Что это за предприниматели? Предприниматели должны сами свои деньги вкладывать, в этом-то и смысл, они должны рисковать, снять с государства значительную часть рисков, чтобы оно могло сосредоточиться на главном, обеспечить населению занятость. У нас вырос целый класс людей, привыкших только брать, им обязательно нужны государственные гарантии для инвестиций, им нужен государственный кредит. А что тогда вообще ты делаешь? В чем твоя роль, если тебе все надо дать, а ты только осваивать будешь это?
В.К.: Минимизировать риски.
А.Б.: Поэтому Внешэкономбанк и затрещал. Когда олигархи, госкорпорации регулярно переваливают все невыгодные инвестиции на Внешэкономбанк, в конце концов, там образуется гигантская дыра, которую приходится теперь потихонечку закрывать, т.е. просто его будут, наверное, тихо ликвидировать, чтобы не привлекать внимания. Распродадут то, что можно, хотя сомневаюсь, что много дадут. На мой взгляд, этот слой людей не справится с возрождением страны. Привыкшие только брать, отдавать никогда не будут. Это люди совершенно другого плана., Что они сделали, какие у них реальные достижения? Госзаказ освоить? Все их идеи сводятся к тому, чтобы быть допущенными к госзаказу. Тут, конечно, понятно, что взаимосвязь есть с общим нехорошим инвестиционным климатом, потому что, безусловно, есть вина и правоохранительных органов, которые без конца душили и запугали так, что человек уже боится что-то созидать. Все, кто могли что-то делать, их запугали, поэтому частные инвестиции просто невозможны по определению, люди просто не уверены в статусе своей собственности. Ведь власть в Москве разрешала все эти постройки в течение десятков лет, а потом, «забыв», что она и разрешала, сносит так называемый «самострой». Это, на мой взгляд, подрывает веру участников хозяйственной деятельности, потому что правил нет.
В.К.: А можно ли считать снос «самостроя» ударом по малому бизнесу в Москве?
А.Б.: Можно. Ясно же, что это заказано крупными сетями, где упала выручка. Идет прямая монополизация.
В.К.: А можно это назвать обострением конкуренции в России?
А.Б.: Это убийством конкуренции можно назвать. Я считаю, нанесен удар, идет монополизация. Это касается и банковского сектора. Многие средние банки в лучшем положении, несмотря на травлю, чем крупные. Потому что крупные выдают какие-то ангажированные кредиты, реструктуризации делают на безумные суммы. Смотрите, без всяких судебных процедур тыкают пальцем, говорят, вот твой банк плохой. Создается паника и провоцируется, чтобы все ушли в крупные банки. Идут угрозы о наездах. Это выгодно только крупным банкам. Когда вы слышите, что отозвали лицензию у очередного банка, считайте, что списали ваших денег на миллиард: вернуть эти активы невозможно. Дырка. А сколько еще этих «дырок»? Представьте, какие за ними суммы.
В.К.: Каковы последствия от сноса «самостроя», подорожают ли продукты, которые покупали в снесенных палатках?
А.Б.: Как может выиграть потребитель от того, что полностью в Москве изничтожены альтернативные источники продаж, поставок и т. д. Потребитель заинтересован, чтобы в шаговой доступности были какие-то торговые точки. Поэтому все это, безусловно, стимулирует увеличение цен и наглость оставшихся на рынке игроков. И так во многих отраслях: сжимается экономика. Это, считаю, политический процесс.
В.К.: Хорошо, а как сделать так, чтобы эта система заработала нормально? Путин только что на съезде Торгово-промышленной палаты вошел в жесткий клинч с предпринимателями, которые требуют преференций для бизнеса. Чего они хотят, и какие преференции нужны?
А.Б.: Я не понимаю, а какие им нужны преференции?
В.К.: Кредиты подешевле.
А.Б.: Это навязчивая идея, что все упирается в кредиты. Конечно, в экономике хорошо бы иметь дешевый кредит, но во многом за этим стоит привычка брать, чтобы государство только давало. У нас никто не хочет вкладываться, потому что на свои не привыкли строить: только — на кредитные деньги, причем, на валютные. Кредит — это только один из пяти источников развития, последний, я бы сказал — это смазка экономики. А первый — у человека должны быть свои средства. Если нет своих, то найди людей, которые дадут тебе, если никто не дает — это уже подозрительно. Если человек сразу приходит в банк — это не нормально. Потом у тебя должны быть какие-то финансовые возможности, ты можешь выйти на финансовый рынок, тоже надо эту возможность рассматривать. А уже потом брать кредиты в рамках этого. У нас, конечно, и банки усилены, банковское лобби свело всю банковскую систему исключительно к кредитованию, это тоже плохо. Им это выгодно, безусловно, потому что они держат всех за горло. Крупные банки — это те же бюрократические структуры.
В.К.: Путин призвал поменьше мешать малому бизнесу, чтобы государство не вмешивалось в дела, а местным властям предложил помогать предприятиям, предпринимателям. Что будет сделано?
А.Б.: Президент много раз говорил, что налоги не надо повышать. И каждый раз после этого мы видели серию повышения налогов. Я уже даже запутался, перестал счет вести, потому что нет такого налога, какой они бы ни придумали. Такое впечатление, что правительство каждый день собирается и думает, какой бы еще налог ввести, на что. При этом президент неоднократно призывал заморозить налоги. А ведь по примеру бюджетного правила можно было бы ввести налоговое правило, т.е. до момента, пока экономика не переходит к росту, не вводить новые налоги, не повышать налоговую нагрузку. Если бы подобное налоговое правило было одобрено, это помогло бы бизнесу гораздо больше. Сам принцип такой: как стало хуже, то повышать налоги запрещено. Идите другими путями, но этот путь закрыт. Тогда это мобилизует правительство думать о другом, а сейчас мысль одна: хуже стало, давайте на всех вешать. Идет нагрузка не только на предпринимателей, но и все население.
В.К.: Как россиянам пережить 2016 год, «парад» налогов и сборов?
А.Б.: Многие из налогов носят аморальный характер. Тот же сбор за капремонт. Это вообще антиконституционно! Генпрокуратура нашла прямые нарушения в этом отъеме средств у жильцов, потому что нет их возвратности.
В.К.: В 2015 году в России увеличилась безработица, по официальным данным на 5,8%. Ожидается увольнение полумиллиона человек. Как выживать в этой ситуации, где искать работу?
А.Б.: Проблема с безработицей в основном еще в том, что люди не мобильны. У нас трудно обеспечить мобильность населения. У нас людей не хватает с точки зрения масштабов страны, расстояний. На самом деле работа бы нашлась при нормальной организации, если бы развивалось настоящее предпринимательство. А сейчас у нас появился офисный планктон. Корпорации развили планктон, когда у них жирок лишний появился. Захотелось развести «кормушки» какие-то. Бессмысленные раздутые штаты, молодежь разложилась, не хочет заниматься своим делом, бизнесом. Даже по опросам это заметно. Она по-прежнему хочет, чтобы ее кормили, дяденька Путин дал денег, так обеспечил, чтобы они ничего не меняли в жизни.
В.К.: Наша экономическая система будет сохранена или поддержана, если цена на нефть поднимется, наступит стабилизация?
А.Б.: Нет, этого не произойдет. Надо полностью игнорировать все, что происходит в мире. Понятно, что долго на низких уровнях висеть цена на нефть не может: будет какая-то обратная реакция. Но рассчитывать, что цена будет выше, невозможно, об этом говорит даже президент ОПЕК.
Через какое-то время вскроется, что много проблем в мире, даже развитые страны, даже США не растут так, как хотели бы. Они готовятся к более слабым темпам роста. Значит, будет просадка еще большая, либо нас вытолкают в рынки через разные процедуры, что тоже равносильно потере валютной выручки, либо цена на энергоносители будет невысокой достаточно долго. Готовиться надо к тому, что она будет невысокой не один год. Теперь это свинговый поставщик Америка: чуть-чуть вырастет — они сразу нарастят. Еще они не использовали многие налоговые вещи. Китай уже начал налоги вводить на ископаемое топливо. А представьте, если они жестко примут, Компартия скажет, что нужно экономить, и они действительно начнут переходить на другие источники энергии. Поэтому, как ни крути, низкая цена на энергоносители надолго. Плюс это монетарное смягчение в западных странах, оно тоже заканчивается. Оно уже не работает в Европе, дальнейшие объявления уже ничего не дают. А на нас это скажется так, что надо готовиться жить с небольшими доходами на энергоносители, соответственно переориентировать экономику на другой путь развития.
В.К.: Вы сказали, что нам надо поменять экономическую модель. Чему мы можем научиться у Белоруссии, спрашивает наш читатель, и поможет ли нам какое-то «жесткое управление»?
А.Б.: У нас другая экономика, нам непросто будет перенять опыт Белоруссии, потому что это маленькая страна с небольшим уровнем жизни. Это не так просто все выстроить, разность условий надо учитывать, разные интересы. Я считаю, что выхода в том, чтобы еще больше все централизовать, нет. Еще больше регионам надо давать полномочий, потому что они были у них отобраны, и это неверно, они потеряли ответственность, поэтому чуть ли не все регионы у нас теперь убыточны. Там теперь никто ни за что не отвечает, поэтому и слышатся: дайте денег. Все хотят денег, но не думают о том, откуда их взять. Регионам надо дать возможность бюджетную систему перестроить, какой она была изначально: 50 на 50. По крайней мере, часть регионов благодаря этому будет оживляться. А другая часть — совсем в плохом положении, потому что она полностью сидит на трансфертах. Возможно, если половина регионов хотя бы оживет, то потянет и других.
В.К.: Анастасия спрашивает, какого вы мнения о нашей налоговой системе? Потому что население платит 13% налог, говорят, что мало, а на самом деле это много?
А.Б.: Да, много, там же взносы из зарплаты, это все надо суммировать. Это, кажется, что 13%, а на самом деле, чтобы работодатель выдал зарплату, он должен 40% перечислить в разные инстанции. Это очень много. А какое косвенное налогообложение у нас, акцизы, сборы?! Если все это суммировать, безусловно, у нас налоги далеко не низкие. И еще давайте при этом учтем, что у нас страна коррумпированная, с этим уж никто спорить не будет, поэтому есть еще и теневые налоги.
В.К.: В сентябре состоятся парламентские выборы, к которым есть интерес и у западных спецслужб…
А.Б.: Сейчас удобно говорить, всех объявлять заговорщиками. Человек выступает против сборов на капитальный ремонт, значит, он агент госдепартамента. Ему не нравятся цены в магазинах — то же самое. Не исключаю, что есть какие-то силы, которые могут дестабилизировать в какой-то ситуации обстановку. Но, как учил Владимир Ильич Ленин, никогда не бывает революции без объективных предпосылок, дальше — только субъективные. Поэтому все эти злые силы могут только злиться, когда верхи не могут, низы не хотят, сложились уже обстоятельства личностного характера, какая-то группировка там появляется, ее могут поддержать и с Запада, все возможно. Было бы хорошо иметь вторую партию с альтернативной программой «Единой России». Если этого не будет, тогда деструктивные силы могут использовать ситуацию в своих интересах. Надо понимать, если вы выгоняете политику куда-то на улицу, то помогаете тем, кто хочет раскачать лодку. Должна быть интерактивная связь, тогда это совсем другая будет ситуация. Поэтому не хотелось бы такой огульной поддержки партии власти, ее монополизации. Надо дать другим партиям получить в парламенте больше голосов, чтобы они могли проводить решения.

Полная версия беседы — в видеоматериале «Открытой студии».

- Мы к нему до сих пор не пришли?

- 82% российских предприятий в частных руках - такова статистика. Но в экономике властвует крупный бизнес, большинство крупных компаний принадлежит олигархам, а олигархические компании де-факто не являются рыночными предприятиями. Олигархический капитализм не работает и работать не будет.
Вот здесь, на Московском экономическом форуме, где мы с вами встретились, толпа народу, всем желающим поучаствовать места не хватает. Что бы сделали китайцы? Они бы устроили форум в Кремлёвском дворце съездов. Это плановый подход. А американцы? Они бы продавали билеты за 25 долларов. Это подход рыночный. А у вас все просто терпят неудобства. Вот такая же в России рыночная экономика - ни плана, ни рынка.
Знаете, где у вас слабое звено? Не в капиталах и не в технологиях - в России есть и капиталы, и технологии. Ваша слабость в организации, управлении, экономической политике. Билл Гейтс и Стив Джобс не смогли бы создать в России компании «Майкрософт» и «Эппл», они бы эмигрировали в Америку. Нужно поддерживать бизнес, создавать для него развивающую среду - не для отдельных компаний, а для всех деловых людей.

- Сейчас в поисках пути выхода из кризиса мы анализируем опыт разных стран...

- Нельзя слепо копировать чужие модели. Почему в одних постсоциалистических странах ситуация лучше, а в других - хуже, хотя изменения идут в одном направлении? Даже в тех, где единые правила навязывает Евросоюз, - в Румынии, Польше, Болгарии, Словении, Литве, - дела идут по-разному. Одна из причин - различия в культуре, которая вообще важна для экономики, особенно для её трансформации. Заметно, что русские и американцы смеются над разными анекдотами, не так ли? А я ещё в 1970-е гг. обратил внимание, что в русском языке просто нет многих слов и выражений, относящихся к экономике и бизнесу, которые есть в польском языке.
Вообще же основа рыночной экономики - это ценности, институты и политика. Всё работает в комплексе, и одно не работает без другого. Ценности - это поведенческие установки, которые формирует воспитание. Ценности в каждой культуре свои. Институты - некоторые из них легко копировать, а другие создаются поколениями. А что касается политики, то именно политические особенности стран демонстрируют, что в рамках одной хозяйственной системы можно получить разные результаты. Но, несмотря на все различия, всё-таки есть международный опыт, который Россия может использовать.


- Какой именно?

- Сейчас нужно развивать высокие технологии, использовать для развития России глобализацию и мировую технологическую революцию. Ваша страна, в отличие от Польши, Китая и Бразилии, этого не делает. Особенно серьёзно нужно изучать китайский опыт - они многого добились. Да, уровень жизни там был и остаётся гораздо ниже, например, польского, но достигнуто и поддерживается экономическое равновесие платёжеспособного спроса с предложением. Китайцы прагматично из года в год решают свои проблемы. Они умеют действовать стратегически, комплексно и последовательно, и эта способность является основой их экономического успеха. России тоже нужна долгосрочная экономическая государственная стратегия.
Следует помнить, что, когда распался СССР, ВВП России, его главной республики, был в 3 раза больше китайского. А теперь ВВП Китая в 6 раз больше российского! Там за время жизни одного поколения произошёл почти десятикратный рост валового производства и потребления! Это невероятно! В России же ВВП лишь немного меньше, чем четверть века назад. И ужасное неравенство в распределении этого продукта: с одной стороны - нувориши, а с другой - массы бедного и нищего населения, которое сейчас, в период кризиса, находится в более суровой ситуации, чем в советское время. В Китае же, наоборот, жизнь стала лучше, чем поколение назад. Вам нужно прекратить обнищание населения и сделать так, чтобы доходы бедных росли быстрее, чем доходы богатых.
Нефть уже сильно подешевела. Но, несмотря на то что точка безубыточности для российского бюджета гораздо выше, чем 30-40 долларов за баррель, - 70-75 долларов, преобразования в экономике и инвестиции в реальный сектор начинать всё равно придётся.

же они такие, нынешние российские олигархи? Ответ: если государи былых веков жили в эпоху национальных экономик, то мы живём в эпоху глобализации. Весь мир представляет собой единый рынок. То есть: Западная Европа создаёт высокие технологии, китайцы предоставляют свою дешёвую рабсилу, ну а арабские государства и Россия пусть поставляют газ и нефть. Россия вдобавок пусть гонит ещё лес и пушнину. Наша страна в рамках глобальной экономики и в идеологии глобализации превратилась в сырьевой придаток мирового хозяйства. Экономически она абсолютно зависит от более развитых стран.
Кроме того, в глобальном мире миллиардеры не имеют ни национальности, ни гражданства. Они все отдыхают на одних курортах, держат яхты в одних портах, покупают замки в одних и тех же горах и делают деньги в любой точке мира, где им это выгодно и где удалось зацепиться.
Но поскольку Германия, Франция, Швеция, Соединённые Штаты — развитые государства, а Россия — экономический придаток, который не может обеспечить необходимого для жизни комфорта, то российская финансово-промышленная элита пытается работать вахтовым способом: главы компаний в четверг вечером норовят улететь в Италию, во Францию, ещё куда-нибудь — вне Москвы и даже вне России. Потому что там живут их семьи, там им комфортно, там их будущее.
Эту компрадорскую буржуазию не интересует благо¬устройство родины. У крупного капитала нет родины. Родина крупного капитала — его банковский счёт. А Россия для российской олигархии — территория кормления. Именно поэтому они не хотят строить здесь дороги и красивые, удобные, современные города. Они не хотят создавать базу ни тяжёлой, ни лёгкой промышленности. Их это не интересует. В начале ХХ в. в силу разных причин (прежде всего экономических) предприниматель ассоциировал себя и свою семью со своей страной. Он жил в этой стране и хотел, чтобы она была красивой, благо¬устроенной, мощной. Потому что это его дом, его форма самоутверждения, его среда обитания. А кому ж охота обитать в болоте, если можно обитать в кристально чистой воде. Поэтому они строили больницы, жертвовали на школы, университеты, дома призрения, на свои средства скупали шедевры мировой живописи и открывали музеи. То есть они, делая деньги, не были эгоистическими потребителями. Страна — это были они сами. Они были её хозяевами и её благодетелями. Это благое чувство. А сегодняшнему нашему олигарху купить дворец в Италии или замок в Шотландии проще, чем построить такой же у себя. Отдать своих детей в швейцарскую или английскую школу быстрее, чем построить такую школу в России или восстановить здесь всю систему образования на должном уровне. Они хотят одного — получать как можно быстрее максимум денег и угнать эти деньги как можно быстрее за бугор.
И если в России не будет политико-экономической реформы, всё так и будет продолжаться. Поэтому нужно, чтобы работать в России стало выгодно. Для этого нужны протекционистские экономические меры: вывоз капитала был бы запрещён, как и все офшорные комбинации. Чтобы никакой госорган не смел менять правила игры. Чтобы суды были абсолютно открытыми, а закон — действительно один для всех. Чтобы инвестиции в российскую экономику освобождались от налогов хотя бы на первые пять лет. А все виды экспорта, кроме экспортирования высокотехнологичной продукции, должны обкладываться таким налогом, чтобы выгодно было сырьё не экспортировать, а перерабатывать.