Тихо играет раскрытая на столе музыкальная шкатулка. Её легкие звуки уносят память в детство. Счастливое, простое. Как будто кадры из старого выцветшего кино мелькают картины тополей, с облаками пуха в округе. Маленький дворик посреди высоких пятиэтажек, с немного нелепыми, нагромоздившимися крышами. Подъезд, выкрашенный несколькими слоями зеленой краски. По веющим прохладой ступенькам, бежит малец. И нет, наверно, счастливее никого во всем свете, чем он. Вбежав в квартиру, окинув все безынтересным взглядом, спешит на кухню. Старинные часы важно тикают на стене. В их изголовье сидит сова, вот уже второй век наблюдая. Семейные фотографии в деревянных рамках. Отдающие желтизной, в ореоле дымки лица и фигуры. Уставшие, знойные лучи солнца прокравшиеся к ним сквозь не задернутые занавески. Потрепанное фортепиано в углу, у входа. Плюшевый медведь пристроился у подлокотника, на диване. Видимо ждет возвращения озорного хозяина. Наказ матери «Долго не гуляй!» и открытая на комоде музыкальная шкатулка со скромным скарбом украшений. Все это и даже больше, то что не способно написать ни одно перо, но способно прочувствовать лишь сердце человека, который когда то был маленьким и счастливым. Как будто вырванная запись чьего то дневника, греющая душу.
Все становится особенным и узнаваемым лишь по прошествии десятилетий. Ты ценишь это и молишь Бога о том что бы все повернулось в спять, лишь только бы прижать к себе медведя у которого уже нет носа, что бы обнажить клавиши тогда ещё ненавистного фортепиано, и увидеть сову, в которую плевался гречкой из трубочки. Что бы снова, как тогда, подтащить табурет к окну и в надежде не попасться матери, сидя на подоконнике четвертого этажа смотреть на вальс тополиного пуха. Что бы по закату, закрывая глаза погружаться в сладкий, открытый для смелых фантазий мир грез.
И лишь музыкальная шкатулка матери как проводник между прошлым и настоящим, тонкими веревочками связывает и уводит тебя к воспоминаниям твоего простого, счастливого детства.
Все становится особенным и узнаваемым лишь по прошествии десятилетий. Ты ценишь это и молишь Бога о том что бы все повернулось в спять, лишь только бы прижать к себе медведя у которого уже нет носа, что бы обнажить клавиши тогда ещё ненавистного фортепиано, и увидеть сову, в которую плевался гречкой из трубочки. Что бы снова, как тогда, подтащить табурет к окну и в надежде не попасться матери, сидя на подоконнике четвертого этажа смотреть на вальс тополиного пуха. Что бы по закату, закрывая глаза погружаться в сладкий, открытый для смелых фантазий мир грез.
И лишь музыкальная шкатулка матери как проводник между прошлым и настоящим, тонкими веревочками связывает и уводит тебя к воспоминаниям твоего простого, счастливого детства.
Настроение: То что давно хотел выложить
