Жил-был один мужчина. Звали его Николай. Был у него половой орган. И звали его Александр. Как-то раз Николай его спрашивает:

— А что, Саша, нам бы сегодня да бабу?..

Тот подумал, посовещался там с кем-то и говорит:

— А чего мы с ней делать-то будем? Не жрамши, не спамши, да небритый, да без цветов придем? Я-то ладно, а вот на заднице у тебя чирей, и грязная она очень — какую же ты на это бабу подпишешь? И матом от тебя несет. А бабе мат не в сладость. Баба — она ведь как скотина. Ласку любит.

Закручинился Николай, но помылся. Опечалился, но побрился. Чирей изолентой заклеил, гераньку из горшка выдрал и вопрошает:

— Ну а теперь, свет ты мой яркий, бомженька вселюбивый — нагрянем до бабы?

Почесался Александр, мыслью натужился, пошептался там с кем-то и отвечает:

— Коли так — в дорогу! Чем могу — помогу, а чем не могу — тем ты и сам сумеешь.

И пришли они до бабы. Долго ли, коротко ли, а надоело бабе задарма их пирогами кормить, и спрашивает баба:

— Дак а рази не красавица я? А не от меня ли дикалоном так прет? А не ночка ли темная на дворе? Не перина ли мягкая трофейная у мене у спальне?

Сыт был очень Николай, но намек понял. Бабу, словно женщину, обнял, за Александром в его владения полез — а там такой храп стоит, что изолента на обратной стороне трепещет. И давай тогда они с бабой Александра будить. Долго ли, коротко ли, а проснулся он. Но не Александр, а геморрой Николаев. И из своих владений восклицает:

— Никак докторица к нам приехала! Вот радость-то мне, старому! Вот меня опять через дудочку-то выслушают!

А Николай бабе говорит:

— Душно что-то у тебя на перине. Да и пирогов я много изъел. Пойду в садик, выдохну чутка. Вы тут с периной меня ждите.

И больше его баба никогда не видала. А Александр у Николая вскоре после этого помер. Повесился там на чем-то. Так они теперь вдвоем и живут: Николай да геморрой...