Первую лигу проскочил без остановки – меня сразу пригласили в высшую, в "Локомотив". Помню, как на вокзале в Москве меня встречал Валерий Николаевич Филатов, когда я с мамой приехал из Великих Лук. И ему, и Юрию Павловичу Семину очень благодарен и считаю "Локо" своей второй командой. Об этих людях могу сказать только хорошее, и не случайно свой прощальный матч я решил сыграть в Черкизове.
За три сезона в "Локомотиве" здорово физически закалился. И многому научился. Окажись я сразу в "Спартаке", у меня бы там, возможно, ничего и не получилось бы. Тут же все произошло постепенно. Я ведь на самом деле в "Локомотиве" совсем не выделялся. Прекрасно понимаю, что был там лишь одним из многих, и никакого особенного футбольного интеллекта во мне разглядеть тогда было невозможно.
Даже не представляю, как Романцеву это удалось – вопросов ему на этот счет никогда не задавал. Резкий скачок произошел уже у него, в "Спартаке". Как-то мне рассказали, что в 95-м году в Екатеринбурге, где мы выиграли у "Уралмаша" – 6:2, Романцев сказал одному из своих помощников: "Елки-палки, а Аленичев, оказывается, может здорово играть!". Тогда, видимо, он в меня до конца и поверил. Но чем я заслужил приглашения в "Спартак" – не знаю.
Семин – человек хоть и эмоциональный, но очень доступный и охотно общающийся с игроками, даже такими молодыми, как я. Помню, как-то раз били по воротам, и когда я попал в "девятку", он сказал – случайно. Предложил поспорить на деньги, что в следующий раз так не смогу. А я смог! Рассчитался Юрий Палыч тут же – он в этих делах человек щепетильный. С Олегом Ивановичем таких споров у нас не было, и даже представить их себе было невозможно. Его боялись...
Когда меня пригласили в "Локомотив", я еще болел за "Днепр". Но уже в том году, выйдя против "Спартака", понял, что эта команда – нечто особенное, и футбол у нее какой-то совсем другой. Голова кружилась от того, как они нас "возили".
В те годы между "Локомотивом" и "Спартаком" была очень большая разница. И после первого года в составе красно-белых понял, что нашел свою команду. Ту, о которой мечтал. Пусть мне было тяжеловато, поскольку конкуренция в полузащите была сумасшедшей – Карпин, Пятницкий и другие, – но сама обстановка и тот опыт на тренировках, который я получал от Романцева, оказались бесценными.
"НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛ КАРПИНА ГЛАВНЫМ ТРЕНЕРОМ, А ТЕМ БОЛЕЕ – "СПАРТАКА"
Помню, как меня встретили в "Спартаке". В ноябре 1993-го у спартаковцев проходила тренировка в Лужниках. Я приехал, не зная, что в раздевалке за каждым закреплено свое место. Сел на место Андрея Иванова, царствие ему небесное. Я был в шоке, когда по телевизору показали сюжет о том, что с ним произошло. Просто не понимал, как судьба может такое сделать с человеком. Ему пытались помочь разными способами, но это было уже невозможно...
А в тот момент Коля Писарев, увидев это, за долю секунды до прихода "Вани" в раздевалку сказал: "Дима, ты туда не садись – это место занято". А то начал бы в "Спартаке" не с того! Правда, после слов Писарева я сел, как оказалось, на место Федора Черенкова!
Когда выяснилось и это, я просто встал около стеночки, дождался, пока вся команда придет, сядет – и лишь после этого сел на свободное место. Но это не означает, что в команде была какая-то дедовщина – наоборот, коллектив оказался замечательный, как одна семья.
Тогда мы и с Валерой Карпиным познакомились. Если честно, никогда не мог бы подумать, что он будет главным тренером вообще, а тем более – "Спартака". Полагал, что его деятельность скорее вовсе будет связана не с футболом, а с бизнесом – но оно вон как получилось. Как гром средь ясного неба поступило предложение от Леонида Федуна – и Валера согласился, причем, по-моему, не раздумывая. Мы созванивались. Ведь в годы игры за границей жили неподалеку – от Порту до Виго километров 150. В теннис регулярно играли. И, когда закончили карьеры, поддерживали связь. Не было такого, чтобы мы не созванивались дольше месяца, – а потому знаю, что ни о каком переезде в Россию, работе в футболе, да еще и тренерстве, он не задумывался. Ну, спортивным директором я еще мог его представить – но тренером...
Мне казалось, что больше всего шансов стать тренером у Андрея Пятницкого. Он был лидером, кричал постоянно на всех... Карпин не выделялся каким-то сверхталантом, зато "пахал" по своему правому флангу от и до, крепко знал свою работу, всегда выполнял ее на отлично. Мне импонировало то, что голова у него постоянно была поднята. Эта его особенность у меня всегда перед глазами стояла, и я старался брать с него пример. По тому, вверху у тебя голова или внизу перед получением паса, можно определить уровень игрока.
Я был наслышан о том, что, когда Валера пришел в "Спартак", он был совсем другим. Но каждодневные "квадраты", которые Олег Иванович нам давал, приносили свои плоды. Они и Карпину помогли, и мне, и многим другим. И ситуацию на поле мгновенно оценивать учишься, и в технике прибавляешь. Но в конечном счете считаю, что мы оба с Валерой – скорее работяги, чем таланты.
А после того, как Карпин летом 94-го уехал в Испанию, как раз я и унаследовал от него место правого полузащитника. Конечно, всегда предпочитал играть в центре, но на тот момент шансов попасть туда у меня не было. Выполнял то, что мне говорил Романцев, и не хотел ударить в грязь лицом – чтобы болельщики потом не говорили, что, мол, Карпин уехал, а Аленичев его не смог заменить. Когда-то получалось, когда-то нет...
Но самым запоминающимся днем в то время, конечно, стал финал Кубка России против ЦСКА. Я в дополнительное время как раз заменил травмированного Карпина – нашего основного пенальтиста. И, когда после ничьей 2:2 Романцев назначал пятерку бьющих послематчевые пенальти, он спросил: "Дима, ударишь?" – "Ударю". Потом определяли последовательность, и мне сказали, что я, новичок, буду бить пятым!
Этот удар решал все, поскольку соперники промахнулись на один раз больше. Волновался, конечно, страшно. Куда буду бить – решил заранее. Это уже потом, с опытом, стал исполнять 11-метровые, глядя на вратаря и реагируя на его движения. А тогда надо было четко определиться, чтобы не дрогнуть в последний момент. Я понимал, что на карту поставлена, может быть, вся моя карьера в "Спартаке". Меня всего трясло. Поцеловал мяч, перекрестился, отошел...
И забил! В первый момент даже не осознавал, что сделал, все было как в тумане. Таким вот получился мой первый трофей в "Спартаке". А не забей тогда – кто знает, как сложилась бы моя судьба в футболе...
"СТАРОСТИН ГОВОРИЛ НАМ, ЧТОБЫ НЕ ЗАБЫВАЛИ, ЗА КАКУЮ КОМАНДУ ИГРАЕМ"
В первые свои годы в "Спартаке" мне довелось познакомиться с удивительными людьми, можно сказать, живой историей клуба. Во-первых, с Николаем Петровичем Старостиным, который был начальником команды первые два моих сезона, вплоть до своей смерти. Видел я его в основном в Тарасовке – он приходил на установки. Я застал время, когда Романцев предоставлял ему последнее слово, и Старостин говорил, чтобы мы не забывали, за какую команду играем. Упоминал и про премиальные, особенно когда они были немножко повышенными...
Второй великий спартаковский человек – Федор Черенков. В официальных матчах мы так ни разу вместе и не вышли, поскольку в первые полгода 94-го он не выступал. Но мы много раз тренировались вместе, а в августе того года состоялся его прощальный матч на "Динамо" против "Пармы". И я сам проявил инициативу – подержать на плечах самого Черенкова!
Благодарен судьбе, которая дала мне возможность познакомиться с этим человеком. Мне кажется, таких больше нет. Он готов последнюю рубашку с себя снять, последние деньги отдать – работникам клуба, водителям, детишкам. Добрейший человек. Хорошо, что его так из футбола проводили – он заслужил этого больше, чем кто бы то ни было.
С третьей легендой "Спартака" – Романцевым – мне посчастливилось проработать гораздо дольше. И совру, если скажу, что этот путь был усыпан одними розами. Нет, конфликтов как таковых не было, но случился один эпизод, который мог повернуть всю мою карьеру вспять.
Это было ближе к лету 95-го года. Я был молодым, жил один на базе. Вечером хотелось погулять – Москва ведь! Иногда заходил на дискотечку, как это свойственно молодежи. Поэтому порой приходил на тренировку не выспавшимся. Сейчас-то понимаю, что не стоило этого делать, но тогда думал, что сил много, отработаю, никто ничего не заметит. Не догадывался, что Романцев, человек опытный, все прекрасно видит.
Короче, он отправил меня в дубль. Совершенно справедливо. И тут я понял, что передо мной стоит выбор. Либо в "Спартаке" играть – либо уехать в аренду куда-нибудь в "Тюмень", либо вообще покатиться по наклонной и во второй лиге ковыряться. О которой, в отличие от детства, уже совсем не мечтал. Перед отправкой в дубль Романцев вызвал меня и сказал: "Либо ты будешь заниматься футболом серьезно, как раньше, либо останешься в дубле навечно".
Мне этих слов хватило, я все понял и взялся за ум. В дубле не играл спустя рукава, а наоборот, много забивал и хорошо играл. Олегу Ивановичу, естественно, об этом вскоре доложили – да он и сам видел, поскольку приезжал на матчи дубля. И через месяц-полтора вернул меня в основной состав. Больше таких ошибок я не повторял, это стало для меня хорошим уроком, встряской.
"РОМАНЦЕВ НЕ ДАВАЛ НАМ РАССЛАБИТЬСЯ И ПРАВИЛЬНО ДЕЛАЛ"
Романцев мог в любой момент остановить тренировку. Дисциплина у него была железной: когда он давал свисток, все игроки должны были оставаться на своих местах. Это означало, что он хочет какой-то нюанс до нас донести. Лично мне он очень много подсказывал, как действовать в той или иной ситуации, тем более что моя позиция на поле постоянно менялась – то справа, то слева, то в центре.
Если Олег Иванович видел, что команда не готова, сконцентрированы не все, свисток мог последовать и через минуту. Когда мы что-то не выполняли, или делали спустя рукава – бегом по кругу. А уж если видел, что дело совсем плохо, то давал "максималку" – страшную вещь, которую лучше не вспоминать. 20 минут бегаешь на предельной скорости поперек поля – нагрузка такая, что потом уже ничего не хочется. Тебе дают мяч, просят поиграть в "квадрат", что обычно ты делаешь с радостью. Но тут даже мяч видеть не хочется!
Сам я, став тренером, "максималку" не использую. Потому что за годы, проведенные за рубежом, сделал вывод: сколько ты ни бегай – 10 километров или 50, как раньше было у Валерия Овчинникова, – хорошим футболистом все равно не будешь, коли голова не соображает. Вот у Земана в "Роме" мы много бегали. Помню эти сборы – 23 дня, и каждые сутки кросс по 20 км. И что в итоге? Играли мы неплохо – но не более. А потом пришел в "Порту" к Жозе Моуринью, и ни разу за несколько лет кросса не пробежал! Не то что 10 км, а даже один. Все без исключения тренировки были с мячами.
И кто выиграл Лигу чемпионов – Земан с "Ромой" или Моуринью с "Порту"? Конечно, физически ты должен быть готов. Но, как выяснилось, через мяч вполне можно делать упражнения, которые приведут тебя в хорошую функциональную форму и будут поддерживать в ней весь сезон. Романцев в целом считал так же, а "максималки" – это для него были исключения из правил, применяемые только в виде наказания. А обычно беговая работа у нас после тренировок была, но не кросс, а рывки по 100-200 метров.
Романцев – прежде всего хороший психолог. И сверхтребовательный человек, каким, считаю, и должен быть тренер. Главное же качество Олега Ивановича – умение четко и доступно донести до игроков то, что он хочет. Мы все его требования понимали от и до, а от этого взаимопонимания, совмещенного, с требовательностью, был результат.
Насчет того, что он хороший психолог, знаю, есть разные мнения. Прежде всего потому, что Романцев не был так уж открыт для футболистов. Из-за этой закрытости и жесткости некоторые считают, что в области психологии у него как раз были минусы. Хотя и закрытость-то эта появилась не сразу – в 94-м, когда я пришел, он и с ребятами, и с журналистами общался больше, чем в последующие годы.
Я же сейчас, по прошествии времени, думаю, что Олег Иванович вел себя по отношению к нам правильно. Мы все были еще молодыми, и стоило чуть-чуть отпустить вожжи, могли бы расслабиться. Он же все держал в руках.
Критиковали его в основном ребята, поигравшие за границей и приезжавшие к нему в сборную. Но это совершенно другая история. Я сам не год и не два играл за рубежом и знаю, как там тренеры относятся к игрокам. Практически не повышают голоса, но и не гладят по головке, не утешают, когда у тебя что-то не идет. Там ты – профессионал, и только. У тебя есть работа и дом. Пришел на тренировку, выполнил свою работу – поехал домой, и на игру – прямо из дома. У нас в тот момент было совсем по-другому.
Удивляюсь ли, что Романцев как главный тренер уже пять лет как не у дел? Не могу залезть в голову Олегу Ивановичу. Может, он уже и не хочет тренировать. А может, хочет – но только "Спартак". В любом случае жалко, что специалист такого уровня не востребован хотя бы у себя дома, в России.
"УСТАНОВКИ ЯРЦЕВА ПРЕВРАЩАЛИСЬ В ПРОГРАММУ "ВОКРУГ СМЕХА"
Многие называют переломным в моей спартаковской судьбе матч Лиги чемпионов-95/96 в гостях с норвежским "Русенборгом". Мы тогда с Валеркой Кечиновым вышли в перерыве на замену при счете 0:2. А в итоге "Спартак" выиграл – 4:2, и я забил первый ответный мяч.
Перед той игрой я сказал, что забью – и Андрей Пятницкий в этот момент чихнул. Получилось – на правду. Это врезалось в память. Наверное, это был действительно один из очень важных для меня мячей. Таким же важным, опять же переломным, стал гол "Интеру" на выезде в полуфинале Кубка УЕФА-97/98. После него меня заметили в Италии и пригласили в "Рому".
В тот момент Олег Иванович, наверное, оценил, в какой сложный момент матча я вышел – и сыграл нормально, забил, после чего мы добились победы. И стал мне больше доверять.
Однако твердое место в стартовом составе я получил в 96-м, когда тренировал нас Ярцев. А 97-й, вновь при Романцеве, у меня и вовсе сезон выдался на славу – даже лучшим игроком тогда признали. Я чувствовал, что Олег Иванович был тогда просто в восторге от моей игры. Хотя, как всегда, вел себя сдержанно.
После осени 95-го с шестью победами в шести матчах Лиги чемпионов все мы, конечно, хотели, чтобы на плей-офф команда сохранилась в полном составе. Но все уперлось в финансовые возможности клуба.
Половина команды уехала за рубеж, Романцев ушел в сборную. Но Ярцев с первого дня работы сказал: "Играть будем только на победу в каждом матче. Никаких поблажек и скидок на возраст. Задача – выиграть чемпионат". Еще он говорил, чтобы мы не слушали журналистов и не читали газеты, в которых прогнозировалось, что мы и вылететь можем. Сам я, с учетом, какая молодая у нас была команда, думал о том, что попадание в пятерку лучших будет неплохим результатом. Но никак не мог предположить, что мы выстрелим "детским садом"!
Не могу сказать, что Ярцев давал нам какие-то сверхъестественные упражнения – тренировки были примерно такие же, как у Романцева. Но он заряжал нас своей гигантской энергией, выплескивал на тренировках свои эмоции, настраивал нас, кричал – причем очень сильно. И тем самым в какой-то степени нам помогал. Ну и теории было очень много. Часами сидели, игры просматривали с подробными тренерскими комментариями – более пространными, чем у Романцева. Тяжело было, но полезно.
Зато при Георгии Александровиче мы столько смеялись! С ним было не соскучиться. Бывало, выходишь на зарядку, стоишь сонный, зеваешь – и тут он как скажет, иногда даже с матерком, что вся команда за животы хватается!
Установка у него иногда превращалась в программу "Вокруг смеха". Ярцев рассказывал много баек из прошлых спартаковских лет, веселил народ. У Романцева смех на разборах порой тоже бывал, но гораздо реже. А улыбаться после поражения – это было смерти подобно. Да что там поражение: после победы со счетом 5:1 Олег Иванович ругал нас за то, что гол пропустили! Мы надеялись, что хоть здесь нас похвалят, а он "напихал" по полной программе.
Теперь думаю, что с продолжительностью предматчевых сборов он все-таки перебирал. Тогда-то мне не с чем сравнивать было, и я об этом просто не задумывался. Перед игрой сидишь на базе два, а порой и три дня – а потом, допустим, проиграли, и опять на сбор! Могли и неделю просидеть. Звонили после поражения своим женам или подругам и говорили: "Нас неделю не будет". Представляете, какова была их реакция?
А у нас никто не мог даже пискнуть. Но я не думаю, что это помогало. Может, на какую-то одну следующую игру мы выходили даже не более злыми, а напуганными, что вдруг сегодня опять проиграем – и нас еще на неделю "запрут". Это ведь тоже психологически давит на тебя, и такое давление в течение года накапливается. Сомневаюсь в правильности такого подхода.
"ГОРЛУКОВИЧ ОТБИРАЛ У МЕНЯ МОБИЛЬНИК И РАЗГОВАРИВАЛ ПО НЕМУ ЧЕТЫРЕ ЧАСА"
Еще одной важнейшей фигурой в 96-м году, конечно, был Сергей Горлукович. Очень необычный человек, надо сказать.
Мы с ним иногда жили в одном номере на выездах. У Горлуковича была привычка – засыпать под звук телевизора. Без этого – никак. Я однажды попытался телевизор выключить, а он в этот момент проснулся и как гаркнет: "Ты чего делаешь, молодой?!" Пришлось включить опять. Я был в шоке.
Еще он приходил и забирал у меня телефон. Тогда только появились первые мобильники. Я купил, а у него не было. Он приходил ко мне с просьбой сделать один звоночек. А потом этот "звоночек" продолжался часа четыре. И, разумеется, не платил ничего – это было в порядке вещей (улыбается). В комнате, закрывшись, он может говорить бесконечно долго, как это кому-то ни покажется странным. Впрочем, после его выступлений на пресс-конференциях в роли тренера хабаровской "СКА-Энергии", которые тоже превращаются в "Вокруг смеха", это нетрудно себе представить...
Сам Горлукович трудяга был, каких поискать, профессионал высшей марки. Правда, коньячок любил. Мог выпить бутылку (причем не с нами, а где-то сам по себе) после игры – но наутро приезжал раньше всех на базу, напяливал дополнительную одежду – и с остервенением бегал, выгонял из себя выпитое накануне.
Не считаю, что в той команде у нас были какие-то сверхталанты. Взять того же Володьку Джубанова, Андрюху Коновалова, Сашку Липко. Наверное, это был лучший сезон в их карьерах. Раз им не удалось дальше пойти – значит, таков был "потолок" их способностей. Но чемпионат тот мы выиграли – в том числе и с немалой помощью этих ребят!
Жил я тогда на базе, и с теми же Коноваловым и Липко, которые тоже там обитали, мы проводили много времени вместе. Квартиру "Спартак" мне дал только после сезона 1997 года, когда взяли золото, а меня признали лучшим игроком чемпионата. Эта квартира досталась мне от Пятницкого, который переехал в другую. А когда жил в Тарасовке, родители не приезжали: мне казалось неудобным пригласить их туда. Поэтому я садился на машину и ехал в Великие Луки. Гонял, надо признать, с ветерком. Но, слава богу, обошлось без приключений.
Я – человек скромный, и хотя в контракте у меня было прописано получение квартиры, никогда не ходил в клуб и не спрашивал: когда дадите? Получилось это как-то само собой. В итоге, выходит, семь лет прожил на базах: три – "Локомотива" и четыре – "Спартака". Наверное, руководство думало – пока лучшим игроком не станешь, квартиру не дадим. Этакий бонус!
А в 96-м лучшим справедливо признали Андрюху Тихонова, забившего множество важнейших голов, в том числе и в золотом матче. Ярцев сказал нам тогда: "Вы обязаны выиграть этот матч! Столько игр провели в этом чемпионате – и в последней одним махом все перечеркнуть? Остался один шаг. Последний. И вы должны его сделать". Мы сделали...
Пресса и телевидение стали ко мне проявлять повышенный интерес после 97-го года. Но, честно говоря, не нравилось слишком часто появляться на публике и давать много интервью – вообще не люблю особо пристального внимания к своей персоне. В то же время прекрасно понимал, что у журналистов своя работа, я обязан уделять им внимание, ну и болельщикам хочется знать побольше про мою жизнь – и футбольную, и нефутбольную. Но как-то так получилось, что Романцев мне претензий по этой части не предъявлял.
"Звездняка" у меня не было. Может, я еще даже не осознавал своей значимости в команде. Даже когда признали лучшим, я удивлялся, полагал, что это несправедливо. Мне казалось, что мои партнеры по "Спартаку" сильнее.
"КОГДА ШЕЛ К РОМАНЦЕВУ НАСЧЕТ ПЕРЕХОДА В "РОМУ", УСПЕЛ НЕСКОЛЬКО РАЗ ПРОПОТЕТЬ"
97-й получился для нас очень хорошим, за исключением одного – поражения от "Кошице" в отборочном раунде Лиги чемпионов. На мой взгляд, словакам мы тогда проиграли только в результате невезения. Один я в ответном матче упустил несколько моментов, за что себя очень корил. Помню, сел в раздевалке, и чуть не расплакался. В тот день на трибуны пришло много наших болельщиков, и мы их подвели. Никогда не забуду гробовую тишину, которая воцарилась на стадионе после финального свистка. Как на похоронах.
Слышал ли я в тот день скандирование: "Романцев, убирайся!"? Да. И слышать такое было страшно. Все-таки человек столько сделал для команды! Так что мы не только себя подвели, но и тренера. Олег Иванович – человек не толстокожий, он все прекрасно слышал и не переживать по этому поводу не мог. Зато сделал абсолютно правильные выводы. После того поражения и вылета в Кубок УЕФА мы провели отличный европейский сезон, в котором дошли до полуфинала.
Все были здорово обозлены тем поражением от "Кошице", и это нам создало настрой на весь тот еврокубковый сезон. А тут еще и "Сьон" с этой чертовой переигровкой из-за немножко неправильно установленных ворот в Черкизове. Причем замерили их до игры, а протест подали – после! Что ж, начали швейцарцы выпендриваться, приехали еще раз, получили от нас пятерочку голов – и уехали.
У той ситуации была положительная сторона. За нас во время переигровки болела вся страна, и даже за границей внимание к переигровке имелось. А учитывая, что "Сьон" мы разгромили, уверен: в тот день у нас появилось немало новых болельщиков.
А как шикарно мы потом с "Аяксом" два матча провели, особенно в Амстердаме! У меня до сих пор кассета с записью той игры лежит. Порой ее пересматриваю и убеждаюсь: это был классный футбол! Если бы сейчас "Спартак" играл так, как мы тогда с "Аяксом", на него приходило бы не по 20 тысяч зрителей, а минимум по 40.
Скажу вам больше: с такой игрой, которую мы показывали в тот период, мы и "Интер" в полуфинале могли пройти. Но за них тогда играл лучший на тот момент футболист мира – Роналдо. В московском матче Тихонов открыл счет, и вообще мы играли сильнее, – но он двумя своими голами нас и "похоронил". Не будь его – уверен, в финал прошли бы мы.
А в первой, миланской встрече, которую мы на "Сан-Сиро" проиграли – 1:2, единственный спартаковский гол удалось забить мне. Знаю, что в том матче на меня и обратила внимание "Рома".
Уже после сезона-97 я начал задумываться, что настало время попробовать себя за границей. А когда после игры с "Интером" последовало предложение "Ромы", окончательно решил, что уеду. Еще до игры в Милане я был в курсе, что римляне мной интересуются – а буквально через два дня после домашнего матча поступило официальное предложение.
Самым трудным было решиться на разговор с Романцевым. Я предполагал, что сложится он непросто. Олег Иванович ведь как раз перед началом того сезона публично сказал, что из "Спартака" никто не уедет. Когда поднимался к нему в номер на базе, успел несколько раз пропотеть.
Но все оказалось не так страшно. Наш разговор длился всего минуту. Главный тренер выслушал меня и ответил: "Дима, решай сам". Никакой обиды, никакого гнева, никаких уговоров. Я даже подумал: "Как же так? Вы же обещали в своем интервью, что никто "Спартак" не покинет!" Видимо, для меня было сделано исключение. От Романцева я вышел с невероятным облегчением.
Много лет спустя Егор Титов говорил, что побоялся идти к Романцеву обсуждать вопрос со своим отъездом. Думаю, зря. Мне кажется, если бы Егор захотел уехать и откровенно сказал Иванычу о своем желании – то уехал бы. Жаль, что такой талантливый игрок не попробовал свои силы за границей.
Не считаю, что тренера надо бояться. Уважать – да. Хотя Романцева, откровенно говоря, боялись все. Иногда приезжаешь на базу, увидишь глаза Олега Ивановича – и сразу понимаешь, что будет сегодня на тренировке. Это было видно по его настроению. Но в тот момент я себя преодолел – и Романцев оставил решение вопроса на мое собственное усмотрение.
Партнеров по команде я поставил в известность, что хочу уехать. Мои друзья – Тихонов, Титов – конечно, хотели бы, чтобы я остался, но, с другой стороны, понимали: уровень там другой, и мне хочется себя попробовать.
Ну и отметили мой отъезд в Италию на славу. Проводы были очень серьезные – пригласил всю команду в итальянский ресторан "Марио" на берегу Москвы-реки. Были там и Романцев с Ярцевым, но они недолго посидели, понимая, что нам надо остаться одним. А потом почудили от души.
Солировал, как это нередко бывало, Слава Зинченко, наш мастер по обуви. За определенное вознаграждение он разделся до трусов и поплыл по Москве-реке до середины и обратно. Чтобы подняться наверх – а там была высоченная бетонная стена, – заранее достал из багажника своей машины трос, чтобы мы вытаскивали его из грязной воды. Так все вышли из ресторана – шеф-повар, обычные повара, официанты – и наблюдали, как Слава, грязный, в одних трусах, лезет из реки к нам обратно.
Про Зинченко можно много рассказывать. Как-то в Швейцарии был пруд, в котором только уточки плавают. А мы скинулись командой, чтобы он с ними поплавал. После чего приехала полиция, и пришлось заплатить штраф.
Классные воспоминания! И люди замечательные. У нас в "Спартаке" была одна семья. Те же повара в Тарасовке, администраторы базы, которым мы из-за границы постоянно какие-то сувениры привозили, были для меня такими же родными, как и футболисты "Спартака".
"ИГРАЯ В "РОМЕ" И "ПОРТУ", ОГОРЧАЛСЯ ТОМУ, ЧТО ТВОРИТСЯ В "СПАРТАКЕ"
В первые две недели в "Роме" очень хотелось вернуться в "Спартак". Но ни в какие действия эти мысли не вылились. Однако уже тогда я себе сказал, что когда-нибудь обязательно возвращусь в "Спартак", не останусь ни за какой границей. Так все и получилось.
Пересмотрел ли я свои взгляды на тренировочный процесс и методы Романцева, поиграв у Капелло и Моуринью? Капелло – тоже не ангел. Человек достаточно жесткий, он практически ни с кем не разговаривал, как и Олег Иванович. А вот Моуринью – полная им противоположность. Перед каждой тренировкой практически со всеми пообщается, спросит, как семья и т.д.
Что же касается тренировочного процесса, то за границей он был поразнообразнее, упражнений разнообразных побольше. С Романцевым мы довели все, что знали, до автоматизма – Моуринью же все время придумывал что-то новенькое. Не хочу сказать, что одно лучше или хуже другого – просто подход у них был разный. В любом случае, их обоих считаю двумя главными тренерами в моей карьере, хотя и к Семину, и к Ярцеву, и к Капелло отношусь с большим уважением.
Я был очень рад, когда Моуринью приехал на мой прощальный матч в Москву. Я лично встретил его в аэропорту посреди ночи, потому что для меня он действительно – The Special One, Особенный. Честно говоря, я был уверен, что он примет мое приглашение, поскольку в тот момент он нигде не работал, время у него было, а ко мне он всегда относился тепло.
Почему "Спартак", в отличие от команд Моуринью, так ни разу и не выиграл еврокубок, хотя трижды выходил в полуфиналы? Может, потому, что всегда были "заточены" на атаку. Это нравилось зрителям, да и сами мы не умели действовать по-другому. Забили тому же "Интеру" в начале московского матча и полетели вперед: хотелось увеличить преимущество. А итальянцы бы на нашем месте встали бы всей командой в защите и ничего бы не пропустили...
Те семь лет, что я играл за рубежом, в Италии и Португалии, конечно, следил за тем, что происходит в "Спартак". Находился в постоянном контакте с Титовым и Тихоновым, они рассказывали мне обо всем, что происходит. И чем дальше, тем больше удивлялся и огорчался. И переживал, хотя меня в "Спартаке" и не было.
Когда из команды убрали Тихонова, первое время вообще не мог поверить, что такое возможно. Не представлял себе, что же такое Тишка мог сказать после матча "Реал" – "Спартак", чтобы его отчислили. А через три года точно так же поражался, когда убрали уже самого Романцева. Хотя я был уверен, что Олег Иванович в этом клубе проработает еще очень долго. Плохо, что подобные ситуации происходят в моем родном "Спартаке" с тренерами, игроками, командой в целом. В клубе, который любит столько народу, не должно такого происходить. То же самое – с Егором. Все это не свидетельствовало о том, что "Спартак" морально здоров.
С Червиченко и Шикуновым я общался только однажды, когда они хотели меня вернуть. Было это, по-моему, за два года до моего ухода из "Порту". Но в тот момент я еще хотел играть за границей, у Моуринью.
О том, что мы выиграем Лигу чемпионов, и тем более я забью в финале, конечно, и не мечтал. Но это произошло. В тот момент, в мае 2004-го, в принципе уже планировал возвращение в "Спартак". Какие-то переговоры с гендиректором Юрием Перваком уже начались. Но это было еще не окончательно.
В итоге мое решение предопределило то, что Моуринью ушел в "Челси", с ним уехали Паулу Феррейра и Рикарду Карвалью, покинул команду и Деку. Мог ли перейти в "Челси" и я? Жозе сказал, что, будь я помоложе, он бы с удовольствием меня туда взял. Но мне было уже за 30.
И, зная, что в "Порту" команда будет уже другая, я предпочел вернуться домой, в "Спартак". Хотя контракт с португальцами действовал еще год, я им по-человечески все объяснил, и они выставили за меня небольшую цену – то ли 750 тысяч долларов, то ли 800.
"ВОЗИЛСЯ С ПАВЛЮЧЕНКО, УБЕЖДАЛ, ЧТО ОН ДОЛЖЕН СТАТЬ ЛУЧШИМ БОМБАРДИРОМ"
Пригласил меня в "Спартак", как я уже говорил, Первак. Именно пригласил, а не убедил. Если бы сам не захотел, убедить меня никто бы не был способен. Я за рубежом к тому моменту уже достаточно поиграл, выиграл все, что мог – и решил, что пора домой. Если бы предложения из "Спартака" не было, возможно, я бы и доиграл в "Порту" до конца контракта. Но тут получился идеальный вариант: Моуринью уходит, игроки уходят, меня в "Спартак" приглашают. Жена не возражала – она всегда говорила, чтобы я делал так, как считаю нужным.
С Юрием Михайловичем Перваком поначалу общаться было непривычно – человек он специфический. Но, познакомившись с ним поближе, понял его. Да, где-то жесткий, мог и матерком пройтись в адрес команды, когда она плохо играла. Мог пообещать по пути из Томска в случае поражения посадить самолет в Челябинске, всех оттуда высадить – и пусть до Москвы пешком добираются. Но по крайней мере со мной он всегда был предельно честным и открытым. И все обещания свои выполнял.
Когда я пришел в "Спартак", сначала даже не понял, куда попал. Игры нет, фамилий половины футболистов, особенно иностранцев, даже не слышал. Хорошо, что в то время Первак пригласил целую группу сильных игроков. Одновременно со мной тогда и Видич пришел, и Йиранек, и Родригес с Кавенаги.
Когда я пришел в команду, ее тренировал Невио Скала. Мне с ним работать было комфортно, тем более что мы говорили на одном языке, итальянском. И специалист сильный, не случайно выиграл Кубок кубков и Суперкубок с "Пармой". Симпатичный человек, приятный в общении. Но не мы решаем, с кем нам работать, – руководство решило расторгнуть с ним контракт, и долго нам сотрудничать не довелось. К сожалению.
А вот "к счастью" – это коллектив, который у нас тогда собрался. С этими ребятами хотелось и на поле выходить, и за его пределами общаться. Как я возился с Ромкой Павлюченко! Гонял его, потому что видел в человеке огромный потенциал. Но он же немножечко человек настроения. Сегодня может хорошо сыграть, завтра – плохо. Говорил ему: "У тебя сумасшедшие данные, ты должен быть лучшим бомбардиром чемпионата России!"
Нянчился с ним, как ни с кем. Первое время он слушал все это с недоверием, а потом стал стараться и прибавлять прямо на глазах. Ругал его, когда надо. Павлюченко мог на Клесова огрызнуться, помощника Старкова – но даже если это происходило по делу, я говорил: "Не надо! Мы не имеем права этого делать. Не хочешь его слушать – не слушай. Молчи и работай".
Этого Клесова у нас в команде Лаврентием называли – в "честь" Берия. Потому что он постоянно ходил и проверял, чем мы в номерах занимаемся. Проявлял чересчур много инициативы тогда, когда этого делать не следовало. Все мы взрослые люди, в конце концов. Ну ходишь ты по номерам, ну, где-то раз в год что-то там найдешь, оштрафуешь. И что дальше? Ребят это страшно раздражало.
Но вернусь к коллективу. У Вовы Быстрова была другая особенность – он на тотализаторе поиграть любил. Иногда приедет на тренировку, "здрасьте" еще не скажет – а уже про ставки рассказывает. Я ему говорю: "Вова, ты сперва поздоровайся, елки-палки!" Так что его тоже иногда приходилось воспитывать. Сначала действовало, но потом он забывал – и приходилось по новой воспитательный процесс начинать. У Быстрова – непростой характер.
Когда он решил вернуться в "Зенит", я шока не испытал. Ему предложили лучшие финансовые условия, тем более – в родном Питере. Все люди разные. Я, например, не могу уйти в ЦСКА, поскольку считаю, что для спартаковца это неприемлемо. Виктор Онопко туда пошел, и я его не осуждаю. Но мои ценности подобного шага не позволяют. Быстров захотел перейти в "Зенит" – почему нет?
Работа в "Зените" для меня так же исключена, как и в ЦСКА. А вот в "Локомотив", если бы появилась такая возможность, пошел бы с удовольствием. Все-таки я там играл, и в этой команде для меня многое сделали.
"С ФЕДУНОМ ТЕПЕРЬ ОТЛИЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ"
Я сторонник того, чтобы в "Спартаке" работали только спартаковские люди. И главным тренером, и его помощниками. Кто-то может со мной не соглашаться, но я всегда придерживался такого убеждения. Уверен: если бы это было так, то "Спартак" в последние годы не сотрясали бы скандалы.
И история с Александром Старковым не стала бы возможной. Потому что тренер внутренне понимал бы, что такое "Спартак" и чего хотят его болельщики. В какой-нибудь другой команде – допустим, в "Динамо" – Старков, возможно, добился бы большего. Тренеру, как игроку, ведь тоже надо найти свою команду. Например, "Спартак" и "Порту" оказались моими командами, а "Рома" – нет. "Спартак" не был командой Старкова, но это не означает, что он плохой тренер.
Старкова пригласил в команду Первак, к которому я в целом отношусь с уважением. Но, будучи человеком, к "Спартаку" прежде тоже отношения не имевшим, Юрий Михайлович этого фактора не учел. Знаю, что со Старковым они – старые друзья, почему тот и был приглашен в "Спартак". Возможно, ошибаюсь, но считаю такой подход неправильным.
Конечно, я был игроком, пусть и авторитетным, пусть и капитаном. И формально не имел права вмешиваться во все эти вопросы. Но со временем, поработав с Александром Петровичем, я пришел к выводу, что это не тренер для "Спартака". Я ведь тоже как капитан отвечал за "Спартак", и мне небезразлична моя родная команда. И я считал себя вправе иметь собственную точку зрения.
На мой взгляд, тренер должен быть честным по отношению к игрокам. Если ему что-то не нравится – сказать в лицо, а не плести интриги и шептать кому-то за глаза. В частности, это касалось меня. Я же взрослый человек, ветеран команды. Подойди и все объясни один на один. Я все пойму, и никуда наружу это не выйдет. Но Старков предпочитал другие пути. И, не скрою, это возмущало меня гораздо больше, чем то, что он меня не ставил.
Была ли заслуга Старкова в том, что в 2005 году мы заняли второе место? Конечно, была. Если команда чего-то добивается, определенную роль в этом играет и тренер. Но в той конкретной ситуации думаю, что все же первоочередная заслуга принадлежала игрокам. Состав был хороший, но того футбола, за который болельщики любят "Спартак", мы не показывали.
Да и достижение-то было относительное. Меня еще обвинил в том, что в конце 2005-го года на банкете, посвященном окончанию сезона, я сказал в своем выступлении, что для меня второе место – поражение. Старков обиделся и потом меня "подколол". Когда мы собрались после Нового года, было собрание, после которого Александр Петрович меня так по плечику похлопал и сказал с подковыркой: "Ну что, Дима, в этом году будем первое место занимать?"
Я ответил: "А как иначе?" Но в этот момент мне стало ясно, что мои слова на банкете не остались незамеченными. А я действительно не мог радоваться второму месту, поскольку привык к другому! И даже на банкете, когда по идее надо праздновать окончание сезона, не мог делать вид, что ликую. К тому же это второе место было во многом связано с тем, что осенью резко сдал "Локомотив", еще летом уверенно лидировавший. То, что мы стали вторыми и попали в следующую Лигу чемпионов, во многом стало результатом везения.
На меня Старков смотрел косо еще и потому, что значительную часть сезона 2005 года я пропустил из-за травмы, которую получил в первом же туре. Мы тогда проиграли "Москве", а я вдобавок не забил пенальти – после чего вышел к журналистам в смешанную зону и сказал, что виноват в поражении. А тут еще и первая серьезная травма за всю карьеру. Лег на операцию, а потом оказалось, что она была не нужна. Осенью сделал ударно-волновую терапию, и буквально за 8-10 сеансов у меня все прошло. А я мучился несколько месяцев...
И Старков, и владелец команды Леонид Федун, конечно, были всем этим недовольны. Пригласили в команду ветерана, сделали его одним из самых высокооплачиваемых в команде – а он не играет. Потом станет ясно, что на отношении ко мне сказалась и замена гендиректора – вместо Первака, который меня приглашал, пришел Шавло.
Сейчас-то у меня и с Шавло, и тем более с Федуном отличные отношения. С Леонидом Арнольдовичем первый раз пообщались в 2009 году, на открытии полей в детской спартаковской академии. Меня попросили прийти, речь сказать. Там мы с ним нормально и поговорили.
У нас с ним вообще-то не было никакого конфликта. Единственное, что мне не понравилось, – это высказывание в интервью о том, что ветераны приезжают в Россию доигрывать и зарабатывать деньги. Я это принял на свой счет. То есть вчера мне был 31 с половиной год, я выиграл с Моуринью Лигу чемпионов, забил гол в финале и еще не был ветераном, а сегодня мне 32, и этим самым ветераном я вдруг стал?
В команду Федун приходил дважды за год – на общем собрании ставить задачу на сезон и на банкет в конце. Считаю, что общаться с игроками все-таки надо побольше. Возможно, у него другая точка зрения.
В любом случае, сейчас у нас очень хорошие отношения, недавно мы опять открывали поля в академии. Большое спасибо Федуну за то, что значительную часть расходов по проведению моего прощального матча "Спартак" взял на себя. Если честно, это стало для меня приятной неожиданностью. И я не исключаю, что однажды буду работать в "Спартаке" под его началом.
"ОБ ИНТЕРВЬЮ "СЭ" НЕ ЖАЛЕЮ"
Почему я не пошел к Федуну, чтобы поговорить с ним о Старкове, прежде чем давать интервью "Спорт-Экспрессу"? Не буду же я сам напрашиваться, если вижу, что человек не хочет с футболистами общаться. А у Леонида Арнольдовича такого желания я тогда не видел.
О том, что я дал то интервью, которое положило конец моей карьере игрока, не жалею. Может, все это было только к лучшему. И сейчас, после нескольких лет работы в Совете Федерации, я не стал таким политиком и дипломатом, что не позволил бы себе такие высказывания. Повторись те события вновь, пошел бы по такому же пути.
Все почему-то думают, что кто-то мне подсказал дать то интервью. До чего только ни договорились – вплоть до того, что меня подстрекал Романцев, который хотел таким образом свалить Старкова и вернуться в "Спартак". Фантастический бред!
Хочу раз и навсегда с этими разговорами покончить. Никто, ни один человек мне даже такого намека не давал! Я сделал это исключительно по собственной инициативе. Эта идея пришла мне в голову за неделю до того, как я пошел в редакцию "СЭ". И когда я сам сделал первый звонок, меня отговаривали, просили подумать, не горячиться. Однако я принял твердое решение. Потому что мне очень не нравилось, как играет "Спартак" со Старковым.
В день выхода интервью мне позвонило множество спартаковцев со словами поддержки. И не только спартаковцев – скажем, звонок я получил от тогдашнего капитана и нынешнего начальника "Зенита" Владислава Радимова.
Когда меня убрали из команды, я был против того, чтобы кто-то лез в эту историю – будь то Титов, Калиниченко, Ковалевски или другие. Тит мне звонил, но я просил ребят не предпринимать никаких действий в мою поддержку – чтобы они не ходили ни к тренеру, ни к кому-то другому, а просто занимались своим делом и играли. Они хотели пойти, но быстро остыли.
С другой стороны, я не понимал, за что меня убрали из команды. Никаких пунктов в контракте о подобных санкциях не было и в помине. Более того, мне еще и перестали платить зарплату. Между тем, на тренировках дубля на стадионе имени Нетто я должен был появляться каждый день, и охранники получили задание следить за мной и фиксировать, во сколько я прихожу и ухожу. Держали, можно сказать, под прицелом: шаг влево, шаг вправо – "расстрел".
Сергей Дмитриевич сказал Мирославу Ромащенко и Валере Кечинову, тренировавшим дубль, чтобы на тренировки я приезжал, но занимался не в общей группе, а отдельно. Но они, ребята, с которыми мы вместе играли в 90-е годы в "Спартака", меня звали, и я тренировался вместе с командой, хотя никто об этом не знал.
Мог ли я уйти в какую-то другую команду? Мог. Предложения были – и из России, и из Катара, где мне предлагали в разы большие деньги, чем в "Спартаке", причем двух– или даже трехлетний контракт. Благодарил всех за приглашения и внимание, но идти никуда принципиально не хотел. Дал слово болельщикам, что "Спартак" станет моей последней командой, – значит, обязан был его выполнить.
Мне и после прощального матча многие болельщики спартаковские говорили: "Ты мужик, что обещал – то и сделал". Отвечал: "Ребята, а как может быть иначе? Какой смысл обещать, а потом брать свои слова обратно?"
Жалко, что Тит, оказавшись в аналогичной ситуации, поторопился и ушел в "Химки". Ему надо было чуть-чуть потерпеть – ведь при Лаудрупе, который возглавил "Спартак" буквально через считанные дни, Егор обязательно получил бы свой шанс. Ведь датчанин сам был игроком такого же плана. Я пытался Титова успокоить, просил немного подождать. Но его тоже можно было понять – он играть хотел. Завелся – и решил уходить сразу. Думаю, со временем все пришли бы к тому, что вернули бы его в состав, и он играл бы до сих пор.
Приняв решение закончить карьеру игрока, никак не мог предположить, что вскоре окажусь в политике и проведу там три с половиной года. Но ничуть об этом не жалею. Работа в Совете Федерации сделала меня более зрелым и разносторонним человеком, принесла огромный опыт, связи, знакомства с широким кругом известных людей. Теперь у меня есть контакты во всех регионах. Но это не поможет мне стать хорошим тренером! Тут все будет зависеть только от меня самого.
В то же время, когда я был в политике, то прекрасно понимал: это не мое. Чувствовал себя немножко не в своей тарелке. Просто обстоятельства сложились так, что я там оказался. Но знал, что все равно вернусь в футбол. Это как уезжал играть в Италию – но в любом случае был уверен в своем возвращении в "Спартак".
Так и здесь. Сенаторские полномочия у меня истекали только через полтора года, но совмещать эту деятельность с тренерской работой было нельзя. И когда меня пригласили возглавить юношескую сборную, сомнений я не испытывал. И подал заявление об уходе из Совета Федерации по собственному желанию.
Когда я учился в Высшей школе тренеров, то вместе с Витей Онопко проходил практику в Тарасовке – у Владимира Григорьевича Федотова. Григорьич помогал нам во всем, был абсолютно открыт. Он к нам как отец отнесся! Конспекты давал свои, и я, как и у других тренеров, с которыми работал, кое-что для себя выписывал.
Жаль, что с Федотовым мне поработать не довелось. Он и рад был бы вернуть меня в команду, но не в состоянии был на это повлиять. Мне очень нравилось, как "Спартак" при Григорьиче играл. Взять хотя бы то, что он доверял ребятам из дубля, привлекал их в основной состав. Но в тот момент, когда мы проходили стажировку, уже чувствовалось, что он морально готов к отставке. И очень сильно переживал...
"БЫЛ В ШОКЕ, УВИДЕВ ПОЛНЫЙ СТАДИОН НА ПРОЩАЛЬНОМ МАТЧЕ"
4 мая 2008 года на "Локомотиве" состоялся мой прощальный матч. Люди, которые помогали его организовать, говорили, что я соберу полный стадион. Мне трудно было в это поверить. А когда вышел на поле и увидел заполненные трибуны – был просто в шоке.
Порадовало, что удалось собрать почти всех, кого хотел видеть – кроме Романцева и Пятницкого. И отношение болельщиков, конечно, тоже. Я ведь на подготовку к этому матчу месяца два-три потратил, немало бессонных ночей было. Очень волновался. А когда все это увидел, то сказал себе – значит, не зря я в футбол играл. И, видимо, неплохо это делал.
Когда мне дали микрофон, и надо было сказать прощальные слова, слезы к горлу подкатывали. Так я не волновался, по-моему, даже когда на решающие матчи выходил.
Меня хотели поднять на плечи, как я сам когда-то Федора Черенкова, но сказал: "Давайте не будем". И качать, добавил, тоже не надо – желающие-то были. Просто пробежал круг почета под пение Тамары Гвердцители. Ту же песню – "Прощай, король!" – она и на прощальном матче Черенкова исполняла...
Но сегодня надо жить не прошлым, а настоящим и будущим. Я не раз говорил, что моя мечта – однажды стать главным тренером "Спартака". Годам к 45 хотелось бы, приобретя определенный опыт, прийти в родную команду. Может быть, на первых порах не главным, а вторым тренером – это уж как сложится. Однако какие-то технические должности вроде спортивного директора для себя исключаю. Только тренером.
Говорю об этом открыто, ничего не скрываю. Прекрасно понимаю, что Валерка Карпин это знает и читает. Да если у него будет получаться, пусть хоть всю жизнь работает! "Спартак", в конце концов, много кто хочет тренировать. Но далеко не у всех получается. И если я этого хочу, то совершенно не обязательно, что эта моя мечта сбудется.
У нас с Карпиным отличные отношения, и, когда мы играем в футбол, он рассказывает о команде. В общении со мной Валера ничуть не занесся, и скрытным человеком не стал.
Наверное, бывает один случай из миллиона, когда человек вообще без опыта тренерской работы приходит в такую команду, как "Спартак". Сейчас этого опыта он уже набрался – но ситуация, конечно, уникальная. Могу себе представить, насколько ему пришлось непросто.
Хорошие игроки в команде есть. Тот же Паршивлюк мне нравится. А когда в начале 2010 года меня пригласили на церемонию награждения "Спартака" и попросили вручить приз Алексу как лучшему игроку команды в году, я сказал: "Имей в виду, что в этом году тебе будет намного сложнее". Так и оказалось.
Отличный форвард и Веллитон. Но вот тут у нас как раз возник с Карпиным спор. Валера говорит, что ему нужно дать российское гражданство и пригласить в нашу сборную. Я же считаю, что этого делать не надо. У нас жителей почти 150 миллионов – так что, 11 своих футболистов найти нельзя?
Я летел со "Спартаком" в Лондон на матч с "Челси" – так незадолго до этой поездки Карпин мне в шутку сказал: "Мы тебя в самолет не возьмем. Ты же не хочешь, чтобы Веллитону российское гражданство дали!"
Разумеется, в самолет меня взяли. Но убеждений своих я никогда не изменю. И второе место, которое Валерка занял в 2009 году, тоже считаю поражением – пусть он и взял команду по ходу сезона. Да и сам Карпин это прекрасно понимает. Я видел, что он не радовался серебру. Потому что мы – спартаковцы, и для нас существует только первое место. Такая психология у этой команды должна быть всегда.
Молодцы!!!
