16 Июля 2009, 00:24 | Оценка: нет оценки
«Задача непростая, - сказал хозяин кабинета. В сложные нынешние времена нужно сплотить наш многонациональный, – он скользнул взглядом по носу Гольдовского, – народ. Тема с маленькой победоносной войной выстрелила красиво, но немного преждевременно. Прогнозы по экономической и социальной стабильности у нас… – он поворошил исчерканные красным маркером листы бумаги, – разные. Нам нужна новая патриотическая концепция. Нужна новая искренность в любви к родине. Нет, не к родине даже, а к Родине! Нужен ребрендинг самой Родины, понимаете? И вот, собственно, ваша задача. Придумайте что-нибудь. Нужно воскресить и модернизировать патриотизм. Придать Родине sex appeal. Определить, что это понятие вообще может означать в мире эпохи интернета, эпохи global village. Я хочу, чтобы слово «Родина» стимулировало нервные центры не только в мозгу православного хоругвеносца и не только в мозгу казацкого атамана. Я хочу, чтобы Родина была трендовой. Чтобы «Винзавод» добровольно устраивал патриотические хэппенинги. И чтобы при этом пенсионеры не чувствовали себя чужими на этой Родине. Ну и, разумеется, эта концепция Родины должна понравиться всем. Особенно тем, кто распределяет и утверждает бюджеты, - закончил человек за стеклянным столом..
…Пятилитровый двигатель X6 низко заурчал, просыпаясь. Гольдовский задумался, роняя пепел американского «Данхилла» на белые кожаные сиденья. У него был верный способ: проговорить с собой всю цепь мгновенных ассоциаций с брендом или товаром, на которые поступал заказ. Обычно одна из первых оказывалась самой яркой, на ней он уже и выстраивал всю концепцию и будущую кампанию.
Голос певца Вуячича:
«С чего начинается Родина?
С картинки в твоем букваре».
Родина, Родина, Родина… Гольдовский вывернул из душноватых переулков к Китай-городу, съехал на набережную и покатил к Большому Каменному мосту. Клапаны Боровицких ворот впускали и выпускали бронированные кортежи… Сердце Родины бьется исправно… Что-нибудь этакое? Нет, тему Кремля лучше не педалировать. Нужно что-нибудь поуниверсальнее. Понравиться должно ведь всем? Всем. Что же, еще и Белый дом втискивать?.
Голос певицы Ненашевой:
«Про белые рощи,
И ливни косые,
Про желтые нивы и взлет журавлей.
Любите Россию,
Любите Россию,
Для русского сердца земли нет милей».
Родина! Они сражались за Родину. Родина-мать зовет. Пусть кричат «уродина», а она мне нравится… Удачно проскочив всех гаишников, Гольдовский вырвался на Новый Арбат. Пробка начиналась уже от кинотеатра «Октябрь», разливаясь по Кутузовскому до самого поворота на Рублевское шоссе.
Доползя кое-как до «Азбуки вкуса» на Кутузовском, и чудом приткнув внедорожник, он шагнул в распахнувшиеся стеклянные двери и рассеянно побрел мимо полок, наугад сгребая в корзину упаковки. Родина. Какая она? Бескрайняя. Любимая. Щедрая? Пожалуй. Потому что богатая, задумчиво сказал себе Гольдовский, сквозь витрину наблюдая, как вместо отъехавшей «семерки» к его внедорожнику неуклюже впарковывается «Роллс-Ройс». Родина. Гольдовский замер, закрыл глаза. Первые визуальные ассоциации? Красные флаги, заградотряды и «Ни шагу назад», Парад Победы…
Голос певца Гуляева:
«Но нельзя тебя, я знаю, ни сломить, ни запугать».
Еще почему-то поля пшеницы. Нет, пшеница не катит. Украинский жовто-блакитный флаг – это ведь желтое пшеничное поле под лазоревым небом. Так что пшеница занята. А жаль. Какой-нибудь ароматный каравай… Хороший образ!
В животе заурчало. Обычно Гольдовский питался в уютном новиковском ресторанчике за «Лакшери Вилладж», там было недорого и очень вкусно. Но сегодня с чудовищной пятничной пробкой ему не дотерпеть. А, черт с ним… Придется ужинать по-пролетарски, суши из коробочки. Еще взял пакетик преждевременной клубники, бутылку аргентинского вина из середины девяностых, свежий «Форбс» – посмеяться, выгрузил на резиновую ленту у кассы, почесал нос.
Родина. Родина, черт возьми. Любимая – да, но вот почему?
Задрожал в кармане мобильник. Номер швейцарский, не определяется.
- Маратик! – пьяный женский голос заставил его улыбнуться. Маратик! А ты к нам прилетишь? Мы тут с Олькой так скучаем… – залепетала Алика. – Вокруг сплошь немецкое жлобье… Просто не на кого глаз положить.
А не бросить ли все к чертям собачьим, не рвануть ли прямо сейчас в Домодедово? Оставить машину на парковке, затесаться на ближайший чартер и уже завтра утром вихлять по красной лыжне, а к вечеру устроить групповое афтер-ски?
Нет, остановил себя Гольдовский. Родина зовет.
Он вздохнул, отшутился и отключился. Собрал в охапку бумажные пакеты с продуктами и двинулся к машине, заставляя снова думать себя о работе.
Голос певца Вуячича:
«С хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе».
Кстати, в коттедже напротив жил креативный директор МакКенна. С этим замечательным человеком Гольдовский брал мозговым штурмом не одну брендовую твердыню…
До дома он добрался только в одиннадцатом часу, скрипя зубами от бешенства. Выбрал в душевой кабине режим «тропический ливень» и, уже на грани истерики, перебирал образы, мысли, ассоциации….
Голос певца Кобзона:
«Я себя не мыслю без России,
Без ее берез и тополей,
Без ее невыплаканной сини,
Без ее заснеженных полей».
Палех? Хохлома? Балалайка? Толстой? Есенин? Охотничьи рассказы? Утро в сосновом бору? Металлургия? Промышленная мощь? Нефть? Сочи-2014? Курская дуга? Бородино? Афган? Цусима? Отмена крепостного права? Транссиб? Московское метро?
Что для меня Родина? Что она для каждого из телезрителей? Что заставит ее любить? Что заставит сердце биться чаще? От чего навернется слеза?
Пусто. Ничего. Вроде и есть Родина, а вроде и нет ее. Попытаешься сформулировать, ухватить, выпарить экстракт – рассеивается как утренний сон.
Хочу в Бразилию, подумал Гольдовский и закрыл глаза.
Голос певца Гнатюка:
«Когда меня московский поезд
Уносит в дальние места,
Хлеба мне кланяются в пояс,
Мигает ранняя звезда.
Россия, Россия, родные вольные края.
Россия, Россия, Россия - родина моя».
- Ты слишком зашорен, – строго сказал сосед. – Тебя что попросили? Заставить людей ощутить гордость за Родину, помочь им испытать душевный и гормональный подъем. А для этого не надо понимать, что такое «Родина». И потом, пойми – Родина у каждого своя. Для кого – микрорайон Юбилейный, для кого – Одинцовский район.
– А что у нас общего? Что у нас одно на всех? – тупо спросил Гольдовский, принимая самокрутку.
– Победа! – прыснул сосед.
– Не, я реально… – жалобно протянул Гольдовский.
– Ну и я реально. Тебе когда про Родину сказали, ты о Великой Отечественной подумал? И я подумал. Это же первая ассоциация. Прокатывает железно. Это же условный рефлекс, годы дрессировки, тут слюна выделяется сразу, прежде чем поймешь, что с тобой происходит.
– Ну это же избито сто раз… – неуверенно возразил Гольдовский.
– Потому и избито, что работает, – отрезал сосед. – Не фига искать от добра добра в такие сжатые сроки. Тебе какую задачу поставили? Обновить! Освежить! Сделать более трендовым. То есть нужно, чтобы говорили, обсуждали… И при этом чтобы нравилось всем, от функционеров до пенсионеров. Ну снимешь ты доярку на фоне ржи… Что тут обсуждать?
– Я хотел новое что-нибудь… Идеологически…
– Все новое – хорошо забытое старое, – покачал головой сосед. – И идеология наша нынешняя… Это… Это как… – он тоже затянулся. – Это как взять цветные карандаши и черно-белые фотографии раскрашивать… Понимаешь, о чем я?
Понять было непросто, но Гольдовский и его креативный сосед поймали уже общую волну… Гольдовский восхищенно закивал, поражаясь глубине образа.
И тут джинн наконец исполнил его желание. Родина, необъятная, как пробка от Кремля до Рублевки, любимая, как X6, непостижимая, как планы правительства, вдруг померкла, истаяла. А на первый план выступило решение – спонтанное, необъяснимое, но эмоционально безотказное, стопроцентное. То, что заставит биться в унисон сердца эмо, рэперов, пенсионеров и ветеранов ФСБ.
- Слушай, – просипел Гольдовский, лупая красными глазами. – А что если просто взять и к празднику «Семнадцать мгновений весны» раскрасить?
…Пятилитровый двигатель X6 низко заурчал, просыпаясь. Гольдовский задумался, роняя пепел американского «Данхилла» на белые кожаные сиденья. У него был верный способ: проговорить с собой всю цепь мгновенных ассоциаций с брендом или товаром, на которые поступал заказ. Обычно одна из первых оказывалась самой яркой, на ней он уже и выстраивал всю концепцию и будущую кампанию.
Голос певца Вуячича:
«С чего начинается Родина?
С картинки в твоем букваре».
Родина, Родина, Родина… Гольдовский вывернул из душноватых переулков к Китай-городу, съехал на набережную и покатил к Большому Каменному мосту. Клапаны Боровицких ворот впускали и выпускали бронированные кортежи… Сердце Родины бьется исправно… Что-нибудь этакое? Нет, тему Кремля лучше не педалировать. Нужно что-нибудь поуниверсальнее. Понравиться должно ведь всем? Всем. Что же, еще и Белый дом втискивать?.
Голос певицы Ненашевой:
«Про белые рощи,
И ливни косые,
Про желтые нивы и взлет журавлей.
Любите Россию,
Любите Россию,
Для русского сердца земли нет милей».
Родина! Они сражались за Родину. Родина-мать зовет. Пусть кричат «уродина», а она мне нравится… Удачно проскочив всех гаишников, Гольдовский вырвался на Новый Арбат. Пробка начиналась уже от кинотеатра «Октябрь», разливаясь по Кутузовскому до самого поворота на Рублевское шоссе.
Доползя кое-как до «Азбуки вкуса» на Кутузовском, и чудом приткнув внедорожник, он шагнул в распахнувшиеся стеклянные двери и рассеянно побрел мимо полок, наугад сгребая в корзину упаковки. Родина. Какая она? Бескрайняя. Любимая. Щедрая? Пожалуй. Потому что богатая, задумчиво сказал себе Гольдовский, сквозь витрину наблюдая, как вместо отъехавшей «семерки» к его внедорожнику неуклюже впарковывается «Роллс-Ройс». Родина. Гольдовский замер, закрыл глаза. Первые визуальные ассоциации? Красные флаги, заградотряды и «Ни шагу назад», Парад Победы…
Голос певца Гуляева:
«Но нельзя тебя, я знаю, ни сломить, ни запугать».
Еще почему-то поля пшеницы. Нет, пшеница не катит. Украинский жовто-блакитный флаг – это ведь желтое пшеничное поле под лазоревым небом. Так что пшеница занята. А жаль. Какой-нибудь ароматный каравай… Хороший образ!
В животе заурчало. Обычно Гольдовский питался в уютном новиковском ресторанчике за «Лакшери Вилладж», там было недорого и очень вкусно. Но сегодня с чудовищной пятничной пробкой ему не дотерпеть. А, черт с ним… Придется ужинать по-пролетарски, суши из коробочки. Еще взял пакетик преждевременной клубники, бутылку аргентинского вина из середины девяностых, свежий «Форбс» – посмеяться, выгрузил на резиновую ленту у кассы, почесал нос.
Родина. Родина, черт возьми. Любимая – да, но вот почему?
Задрожал в кармане мобильник. Номер швейцарский, не определяется.
- Маратик! – пьяный женский голос заставил его улыбнуться. Маратик! А ты к нам прилетишь? Мы тут с Олькой так скучаем… – залепетала Алика. – Вокруг сплошь немецкое жлобье… Просто не на кого глаз положить.
А не бросить ли все к чертям собачьим, не рвануть ли прямо сейчас в Домодедово? Оставить машину на парковке, затесаться на ближайший чартер и уже завтра утром вихлять по красной лыжне, а к вечеру устроить групповое афтер-ски?
Нет, остановил себя Гольдовский. Родина зовет.
Он вздохнул, отшутился и отключился. Собрал в охапку бумажные пакеты с продуктами и двинулся к машине, заставляя снова думать себя о работе.
Голос певца Вуячича:
«С хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе».
Кстати, в коттедже напротив жил креативный директор МакКенна. С этим замечательным человеком Гольдовский брал мозговым штурмом не одну брендовую твердыню…
До дома он добрался только в одиннадцатом часу, скрипя зубами от бешенства. Выбрал в душевой кабине режим «тропический ливень» и, уже на грани истерики, перебирал образы, мысли, ассоциации….
Голос певца Кобзона:
«Я себя не мыслю без России,
Без ее берез и тополей,
Без ее невыплаканной сини,
Без ее заснеженных полей».
Палех? Хохлома? Балалайка? Толстой? Есенин? Охотничьи рассказы? Утро в сосновом бору? Металлургия? Промышленная мощь? Нефть? Сочи-2014? Курская дуга? Бородино? Афган? Цусима? Отмена крепостного права? Транссиб? Московское метро?
Что для меня Родина? Что она для каждого из телезрителей? Что заставит ее любить? Что заставит сердце биться чаще? От чего навернется слеза?
Пусто. Ничего. Вроде и есть Родина, а вроде и нет ее. Попытаешься сформулировать, ухватить, выпарить экстракт – рассеивается как утренний сон.
Хочу в Бразилию, подумал Гольдовский и закрыл глаза.
Голос певца Гнатюка:
«Когда меня московский поезд
Уносит в дальние места,
Хлеба мне кланяются в пояс,
Мигает ранняя звезда.
Россия, Россия, родные вольные края.
Россия, Россия, Россия - родина моя».
- Ты слишком зашорен, – строго сказал сосед. – Тебя что попросили? Заставить людей ощутить гордость за Родину, помочь им испытать душевный и гормональный подъем. А для этого не надо понимать, что такое «Родина». И потом, пойми – Родина у каждого своя. Для кого – микрорайон Юбилейный, для кого – Одинцовский район.
– А что у нас общего? Что у нас одно на всех? – тупо спросил Гольдовский, принимая самокрутку.
– Победа! – прыснул сосед.
– Не, я реально… – жалобно протянул Гольдовский.
– Ну и я реально. Тебе когда про Родину сказали, ты о Великой Отечественной подумал? И я подумал. Это же первая ассоциация. Прокатывает железно. Это же условный рефлекс, годы дрессировки, тут слюна выделяется сразу, прежде чем поймешь, что с тобой происходит.
– Ну это же избито сто раз… – неуверенно возразил Гольдовский.
– Потому и избито, что работает, – отрезал сосед. – Не фига искать от добра добра в такие сжатые сроки. Тебе какую задачу поставили? Обновить! Освежить! Сделать более трендовым. То есть нужно, чтобы говорили, обсуждали… И при этом чтобы нравилось всем, от функционеров до пенсионеров. Ну снимешь ты доярку на фоне ржи… Что тут обсуждать?
– Я хотел новое что-нибудь… Идеологически…
– Все новое – хорошо забытое старое, – покачал головой сосед. – И идеология наша нынешняя… Это… Это как… – он тоже затянулся. – Это как взять цветные карандаши и черно-белые фотографии раскрашивать… Понимаешь, о чем я?
Понять было непросто, но Гольдовский и его креативный сосед поймали уже общую волну… Гольдовский восхищенно закивал, поражаясь глубине образа.
И тут джинн наконец исполнил его желание. Родина, необъятная, как пробка от Кремля до Рублевки, любимая, как X6, непостижимая, как планы правительства, вдруг померкла, истаяла. А на первый план выступило решение – спонтанное, необъяснимое, но эмоционально безотказное, стопроцентное. То, что заставит биться в унисон сердца эмо, рэперов, пенсионеров и ветеранов ФСБ.
- Слушай, – просипел Гольдовский, лупая красными глазами. – А что если просто взять и к празднику «Семнадцать мгновений весны» раскрасить?
Да освятит тебя своей божественной дланью Летающий Макаронный Монстр.