«Обитаемый остров»: печальный мотив сквозь грохот блокбастера
«Сюжет "Обитаемого острова" отредактирован Бондарчуком не до такой степени, чтобы полностью лишиться смысла»

Илья Смирнов
16.01.09

Конечно, младший Бондарчук у нас не «прогрессор». И фамилия сценариста Володарского ассоциируется уже не с выдающимися фильмами, снятыми много лет тому назад по его сценариям, а совсем с другим жанром. Но историческая истина конкретна. Есть лента «Обитаемый остров», фильм первый, и следует именно его для начала рассмотреть как источник, абстрагируясь от того, что мы знаем об изготовителях.

Хороший ли это фильм? Наверное, не настолько, чтобы специально ходить в кинотеатр. Но дома по телевизору посмотреть можно. Не вызывает стыда и тошноты, ставших привычными атрибутами нашего «возрождающегося кинематографа». Попытаюсь объяснить, почему. Есть роман братьев Стругацких, первая публикация в 1969 году (Нева, 1969, №№ 3 –5). Философская проблема, в сущности, та же, что и в «Трудно быть богом», но облегченный вариант, поскольку главный герой очень молод, никто его ни к какой миссии не готовил, он свалился из утопии в антиутопию случайно, «мальчишка попал как кур в ощип». Так что Василий Степанов в роли Максима Каммерера, на мой взгляд, убедителен, даже если смахивает на Иванушку-дурачка.

И заявления создателей фильма об уважении к тексту романа: «любил его в детстве, ценю и сейчас… (он) наиболее приспособлен для кино» — эти слова, как ни странно, соответствуют действительности. Странно — потому что сейчас принято смотреть свысока на так называемых «шестидесятников», рассуждать о «наивности» братьев Стругацких, Ивана Ефремова, раннего Окуджавы или ранней Таганки. Предполагается, что последние годы обогатили нас, нынешних, некими более высокими интеллектуальными и нравственными ценностями. Фильм «Обитаемый остров» — экспериментальное опровержение подобных взглядов. Смотрите. Как только современные сценаристы и режиссер пытаются обогатить и улучшить старое произведение Стругацких, получается у них, как правило, просто глупость. Хотя бы знакомство Максима с Радой, когда он спасает девушку от банды Крысолова. В романе это именно уголовная банда — «появились еще четверо таких же мокрых и жалких». Банда терроризирует местный общепит. А на экране порхают демонические ниндзя из фильма «Смертельная битва». Право, неудобно мне, дилетанту, объяснять профессионалам такие элементарные вещи. Во-первых, стыдно в искусстве работать по трафарету, особенно по чужому. Во-вторых, драматизм должен нарастать, как и сложность задач, а если герой в самом начале играючи расправился с демонами, дальнейшие подвиги уже не столь увлекательны.

Самый вредоносный «рерайтинг» — кажется, так это у них называется? — проделанный с романом — то, что из истории Максима выпало объяснение, откуда он явился и почему такой. Вскользь что-то брошено про «систему воспитания». Но воспитание-то происходило в определенном обществе, и сам Максим определяет себя очень четко: «землянин, коммунар». И его отношение к людям и к деньгам — к «розовым и зелененьким бумажкам с лиловыми оттисками, без которых здесь, по-видимому, нельзя появляться в общественных местах» — все это взаимосвязано.

Вспомним, что роман в свое время считался крамольным. Читатели узнавали «кривые переулочки рабочего предместья», «черные от копоти и старости дома», они же официально «Районы, Пока не Достигшие процветания». А в «Неизвестных отцах» видели сатиру на Политбюро. Сейчас на первый план выходят другие детали. Телевидение как рассадник психопатологии в прямом клиническом смысле. И еще: «Мак ничего не понял и принялся допытываться: как это так — платить за обучение? Смех и грех, массаракш…» (8). Кстати, диктатура в «Обитаемом острове» не идеологическая, это «группа наиболее опытных интриганов… сохранившаяся после двадцатилетней борьбы за власть между военными, финансистами и политиками». Вот что можно было бы роскошно обыграть. Но, увы.

Тягостное недоумение вызывает состояние кинематографического сообщества, как снимающей фракции, так и пишущей. Со дня премьеры прошло достаточно времени, чтобы ознакомиться с отзывами. Из одной центральной газеты я узнаю, что, оказывается, «авторы сценария не оставили ни единого слова оригинала», из другой — что «режиссеру нужно было создать несуществующие, но узнаваемые миры во всех деталях…и это удалось в высокой степени», третья статья заполнена восторгами по поводу работы художников и неких «концепт — дизайнеров». Да, наверное, у настоящего режиссера должно быть довольно фантазии, чтобы создать на экране собственный мир. Например: «Бегущий по лезвию» или «Кин-дза-дза». Роман Стругацких давал материал для оригинального воплощения на сопоставимом уровне. А получился, к сожалению, уровень «9-й роты», то есть «инсталляция» из картинок-угадаек «мы с вами где-то встречались». С гвардией в «Космическом десанте». По городу очень похожему мы уже гуляли в вышеупомянутом Blade Runner’е. Голованы — в оригинале все-таки, скорее, собаки, а не оборотни или орки, но в экранной версии они передают нам привет от дедушки Сарумана из «Властелина колец». Понятно ведь, что показать мыслящую собаку — задача, требующая некоторых усилий. А зачем напрягаться, если в других странах уже снято столько хороших фильмов?

Особенно обидно за танк, на котором Максим бежит с каторжных работ. В романе он откровенно очеловечен, «ржавая громадина мирно клокотала рядом, уставя в мутное небо острую верхушку ракеты… Было в нем что-то самодовольное и простоватое, и Максим, любивший машины, даже похлопал его по броне, выражая одобрение» (14). В фильме мы имеем наспех перекрашенное что под руку попало из бронетехники в ближайшей воинской части.

Нужно быть действительно специалистом, чтобы всего этого — не идеологии или философии, а элементарных вещей — не видеть и не понимать.

Вот такая моя положительная рецензия. И все-таки положительная. Потому что сюжет отредактирован не до такой степени, чтобы полностью лишиться смысла. Добро и зло остались на своих местах, и в их взаимоотношения не подмешано никакой «постмодернистской» гнильцы, то есть подросток может следить за приключениями героев без ущерба для нравственного и психического здоровья. Во всяком случае, в первом фильме дилогии это пока так. Еще скажу вам по секрету: и Максим, и его главный антагонист, Прокурор (Умник) в исполнении самого Федора Бондарчука — намного более живые и естественные персонажи, чем те, которых я недавно наблюдал в фильме «Бумажный солдат», где заказная, идеологическая фальшь особенно режет глаз и ухо именно из-за претензий на реализм, историзм и какую-то исповедальную искренность. Среди так называемых «специалистов» «Бумажным солдатом» положено восхищаться. А с моей точки зрения, фантастика про «Обитаемый остров» куда более реалистическое, более «авторское» и более интересное кино.

Оказывается, чтобы его снимать — не шедевр, конечно, но то, что можно смотреть — достаточно взять за основу качественную литературу и сильно не утруждаться, чтобы ее испохабить.

И то, что за dolby-грохотом и клиповым мельтешением нового блокбастера различим печальный мотив из старой песни: «Мы, конечно, не хотим по-плохому, но как надо, извините, не знаем» — это, конечно, не очень вдохновляет на возрождение великого кинематографа.

А почему кино все-таки лучше смотреть дома — ну, хотя бы потому, что в кинозал дети заходят не с пакетиками, а с целыми мешками пищевого мусора, и это, из кукурузного сырья, во-первых, неприятно пахнет, во-вторых, хрустит, в третьих, кусочек антиутопии: общество целенаправленно формирует у своих детей условные рефлексы на инвалидность. Пришел в кино — значит, должен запихивать в себя вредную дрянь. Заметьте: из людей делают дураков безо всяких башен-излучателей и даже без диктатуры Неизвестных Отцов.

Смотри другую антиутопию все тех же братьев Стругацких — «Хищные вещи века». Господам кинематографистам на заметку.