Немного об авторе и о истории данной публикации:
Евгений Андреевич Долгинин родился в 1930 году. Окончил Московский энергетический институт по специальности инженер-гидроэнергетик-гидротехник. Участвовал в строительстве Иркутской ГЭС в должности главного инженера КрасноярскГЭСстроя, руководил строительством Красноярской и Саяно-Шушенской гидроэлектростанций, был главным Советским экспертом на строительстве гидроузла Хадита в Ираке, участвовал в строительстве ряда других ГЭС за рубежом.
Позже работал в системе Госстроя СССР, был членом научно-технического совета Госстроя СССР, профессором ЦМИПКС при МИСИим. Куйбышева.
Кандидат технических наук. Награждён орденами и медалями СССР. За выдающиеся успехи, достигнутые при сооружении Красноярской гидроэлектростанции, большой вклад, внесённый в разработку и внедрение новых технических решений и прогрессивных методов производства работ было присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда.
Выпущенная в начале 2010 года брошюра "Саяно-Шушенская ГЭС – мечта и боль" предназначалась для узкого круга читателей. Евгений Андреевич разослал её своим друзьям и знакомым, строго-настрого запретив предавать содержащиеся там мемуарные воспоминания широкой огласке.
Как только книга попала в редакцию, мы тут же связались по телефону с Евгением Андреевичем. Доказывать, что в создавшихся (по большей части искусственно) условиях информационного вакуума вокруг проблем СШ ГЭС публикация таких сведений просто необходима, пришлось долго. Автор сомневался, стоит ли "пугать" жителей расположенных ниже по течению от СШ ГЭС населённых пунктов, усугублять и без того напряжённую обстановку.
Однако, универсальный принцип: "Знания умножают печали" не работает там, где есть возможность спасти человеческие жизни. Евгений Андреевич дал согласие подготовить газетную версию своей книги.
Минуло девять месяцев со дня происшедшей на Саяно-Шушенской ГЭС катастрофы, и всё это время эта тема не сходила со страниц прессы, широко освещалась в Интернете. И это понятно: образовавшаяся в Саянах «енисейская волна» накрыла самые широкие слои населения, породив множество слухов (не всегда ложных!) и домыслов.
Как всегда, правда здесь тесно переплетается с вымыслом, образуя экзотическую смесь полуправды, полулжи. Этому способствует официальная информация, исходящая от органов государственной власти и соответствующих её структур (Русгидро, Министерство энергетики РФ и др.), испуганных случившимся (ведь их прямая вина в Саянской катастрофе более чем очевидна!) и перекладывающих свою вину лишь на некоторых нерадивых чиновников и эксплуатационников ГЭС, а поэтому наотмашь отрицающих наличие любых проблем на Саяно-Шушенской ГЭС.
Мне как непосредственному участнику возведения Саяно-Шушенской ГЭС (а до этого ещё Иркутской и Красноярской гидроэлектростанций), ныне ни в какой мере не привязанному к позиции официальных структур и независящему от них, представляется правильным ознакомить читателя газеты с некоторыми аспектами проектирования и строительства Саяно-Шушенской ГЭС, имеющими прямое отношение к тому, что случилось на ней, и что может случиться, если продолжать не замечать её очевидных проблем. Быть может это поможет кому-то отделить «зёрна от плевел» в существующем информационном поле.
Идея возведения высоконапорной плотины и ГЭС большой мощности при выходе Енисея из Саянского ущелья существовала давно, но стала реальной лишь на волне успехов отечественной гидроэнергетики в 50х – 70х годах прошлого столетия, т.е. в годы, когда гидроэнергетическая наука и практика СССР вышли на передовые позиции в мире, и особенно после успешного проектирования и строительства первенца гидротехнического строительства на Енисее – Красноярской гидроэлектростанции. Саяно-Шушенская ГЭС задумывалась и проектировалась как следующий после неё значительный шаг вперёд в науке и практике создания крупных высоконапорных гидроузлов.
Параметры нового гидроузла (ширина створа, водность реки, высота и арочно-гравитационная конструкция плотины, мощность ГЭС) были уникальны в своём сочетании, и при её проектировании были применены смелые, порой ещё нигде не апробированные технические решения, ибо такова логика создания всего нового. При этом очень важно было не перейти ту трудно определимую грань, за которой так необходимые инженерная смелость и инженерный риск становятся необоснованными, а принятые инженерные решения перестают соответствовать реальным условиям исполнения и становятся ненадёжными. О том, насколько это удалось, я постараюсь ответить ниже.
В мире уже давно строились арочные плотины высотой более 100 метров, и этот опыт был, конечно, использован при проектировании Саяно-Шушенской плотины. Однако при расчётах комбинированной арочно-гравитационной конструкции требуется учёт значительно большего числа переменчивых факторов, что требует применения мощных средств вычислительной техники. Имевшиеся на то время в СССР вычислительная техника и математическое обеспечение позволяли решать задачу устойчивости такой плотины лишь в значительной степени «огрублённо», схематично, отбрасывая влияние целого ряда второстепенных (и не очень) факторов и без учёта возможных изменений исходных условий в процессе строительства. Разумеется, проектировщики понимали это, поэтому закладывали в свои расчёты соответствующие (в пределах разумного) запасы, а пока это было возможно, вносили в проект необходимые изменения.
При этом перед строителями также были поставлены жёсткие условия соблюдения принятой технологии возведения. Схематично, эта технология состояла из строгого соблюдения последовательности возведения «столбов» плотины, соблюдения определённой последовательности цементации межсекционных и межблочных швов в увязке с наполнением водохранилища, выполнения ряда требований по качеству бетонной смеси, приготавливаемой на бетонных заводах стройки, а также выполнении целого ряда мероприятий по регулированию температурного режима бетона плотины в процессе строительства. Кроме того перед первичным наполнением водохранилища надо было выполнить гидроизоляцию напорной грани плотины.
Надо сказать, что весь набор указанных технологических мероприятий был ранее апробирован и успешно применён на строительстве Красноярской ГЭС, однако, учитывая более высокий инженерный уровень Саяно-Шушенской плотины по сравнению с Красноярской, ряд технологических параметров был ужесточён. Но это усложнение технологии было вполне реальным, особенно учитывая, что костяк Саяно-Шушенских строителей был сформирован из опытных строителей Красноярской ГЭС, поэтому с этой стороны, казалось бы не должно было быть никаких неожиданностей.
К сожалению, в возведение этого в инженерном плане нового, по сути запроектированного на грани риска сооружения вмешались обстоятельства иного, не инженерного, порядка, не имевшие ни к технологии проектирования, ни к технологии строительства никакого отношения. Они-то в значительной степени и определили наличие тех проблем с надёжностью, которые ныне нас беспокоят.
Вот на этом следует остановиться более подробно.
Строительство Саяно-Шушенской ГЭС в начальный период работ развивалось медленными темпами, стройка существовала сначала за счёт средств, выделяемых на Красноярскую ГЭС, потом на своем мизерном финансировании. Так продолжалось до 1976 года, а с 1977 года деньги на Саяно-Шушенскую ГЭС потекли рекой. Причина такого резкого усиления внимания к ней планирующих органов была до банальности проста: у Минэнерго СССР (а, соответственно, и у государства в целом) наметился провал с вводом энергетических мощностей на IX пятилетку, что было недопустимо (прежде всего, по политическим мотивам) и грозило некоторым высокопоставленным руководителям потерей своих кресел. Именно по этой причине в 1975 году министром П.С. Непорожним было принято не подкреплённое никакими проектами и расчётами, волевое решение о форсировании ввода двух первых агрегатов Саяно-Шушенской ГЭС в декабре 1978 года. И, хотя было совершенно очевидно, что стройка не готова к такому повороту событий, никакие разумные доводы против этого не принимались, вплоть до угрозы «оргвыводов».
Проектировщики поначалу пытались возражать, однако тут же были одёрнуты и вынуждены были встать по стойке «смирно». Они послушно разработали соответствующий проект пускового комплекса с заранее невыполнимыми объёмами работ, предоставив строителям «почётное право» возражать министру. Этим проектом предусматривался ввод первых агрегатов на пониженном напоре воды всего 60 метров, т.е. в три с лишним раза меньшем, чем расчётный, равный 197 метрам. Предусматривалось до пуска в декабре 1978 года выполнить лишь самый необходимый минимум работ, но и этот минимум был почти в два раза больше того, который реально можно было выполнить при хоть каком-то соблюдении заданной технологии. Агрегаты должны были вводиться с временными, сменными рабочими колёсами турбин. Далее предусматривалась сложная схема достройки плотины и наполнения водохранилища до проектных отметок. Было понятно, что это должен был быть ввод агрегатов лишь «на бумаге», никакой экономической выгоды в нём не было, напротив, были лишь одни убытки да снижение надёжности уникального сооружения.
Надо сказать, что подобные вводы «бумажных мощностей» в то время были нередки и в других отраслях, к этому давно привыкли: страна уже в 70-х годах вступала в полосу кризиса, закончившегося известными событиями. Но то, что предлагалось выполнить в Саянах, превосходило все границы разумного.
Обсуждение пускового комплекса состоялось на стройке где-то в конце 1975 года.
Я был в то время главным инженером КрасноярскГЭСстроя и поэтому должен был принимать решение о согласовании его от имени стройки. Несмотря на известную мне жёсткую позицию министра, я не стал его согласовывать по двум основным причинам. Во-первых, заложенные в нём объёмы работ были просто невыполнимы, а стремление во что бы то ни стало ввести агрегаты в 1978 году обязательно обернётся нарушением технологии строительства с непредсказуемыми последствиями для надёжности сооружения. Во-вторых, уже тогда, в 1975 году, было очевидно, что при пропуске весеннего паводка в следующем за пусковым 1979 году не избежать крупной аварии с переливом воды через недостроенную плотину.
Конечно, я как главный инженер, отвечающий за технологию, качество и надёжность построенного сооружения, не мог согласиться с этим и отправил весь проект пускового комплекса на доработку. Реакция министра на такое «самоуправство» была резкой: я был отстранён от своей должности и направлен в «почётную ссылку» за границу, а пусковой комплекс с небольшими исправлениями был согласован новым руководством КрасноярскГЭСстроя. Так, на запроектированную на грани риска плотину, требующую особо уважительного отношения к технологии её возведения, наложилось сознательное, фактически осуществлённое по указанию «сверху» нарушение этой технологии. Ничего хорошего от этого ждать было нельзя.
Для выполнения поставленной министром задачи строители приложили максимум усилий и, надо сказать, что они сделали, пожалуй, максимум того, что можно было сделать: они уложили примерно две трети запланированного к пуску объёма бетона и смогли в декабре 1978 года отрапортовать о включении одного агрегата в сеть. Но именно в этот «ударный» период были допущены наибольшие отклонения от заданной технологии, которые затем повторялись по мере роста плотины по высоте. А авария, о реальности которой говорилось ещё в конце 1975 года, как и предполагалось, случилась в мае 1979 года, причём было затоплено и здание ГЭС, вместе с агрегатом, о вводе которого только что отрапортовали.
Эта история тридцатипятилетней давности должна стать особенно поучительной в наше время.
Волюнтаристские, зачастую замешанные на корыстных интересах решения одних и полное равнодушие к тому, что они творят (непонимание, трусость?) других, и сегодня являются первопричиной многих бед. Саяно-Шушенская трагедия тоже из этой серии. А ведь могли же тогдашние руководители строительства Саяно-Шушенской ГЭС (да и проектировщики тоже) встать стеной против опасного для плотины решения министра, тем более, что жив был ещё в памяти пример такого проявленного гражданского мужества.
Напомним, что незадолго до этих событий, в 60х годах, начальник КрасноярскГЭСстроя Герой Социалистического Труда Андрей Ефимович Бочкин дважды вступал в схватку с министром Непорожним, отстаивая надёжность плотины Красноярской ГЭС: сначала не допустил проект контрфорсной плотины, ещё не апробированной в суровых сибирских условиях, потом отказался от навязываемой министерством недоработанной и, попросту, непригодной в производственных условиях т.н. «непрерывно-поточной» технологии возведения плотины. Дважды министерство вынуждено было отступить под напором опыта и фактов, зато теперь Красноярская плотина работает надёжно и не имеет никаких проблем на многие десятилетия.
Вся эта устроенная министерством гонка с никому не нужным «липовым» вводом агрегатов полностью исковеркала стройную технологию возведения плотины Саяно-Шушенской ГЭС и отрицательно повлияла на её монолитность и напряжённо-деформированное состояние. Выполненный в 90-х годах большой объём ремонтных работ тела плотины несколько улучшил эти показатели, но вместе с тем внёс и дополнительный элемент неопределённости в работу плотины. Сейчас коэффициент устойчивости плотины соответствует нормативному значению, однако её напряжённо-деформированное состояние, особенно в нижней части и в контактной зоне со скальным основанием, нельзя считать удовлетворительным. За плотиной Саяно-Шушенской ГЭС, как за больным, перенесшим тяжёлую болезнь, нужен постоянный и квалифицированный уход и диагностика, её нужно, насколько возможно, защищать от дополнительных перегрузок.
Это в основном правильно понимают те, в чьих руках сегодня находится ГЭС, но, к сожалению, на это накладывается ещё одна серьёзная, в первоначальном проекте не до конца решённая, проблема, которую в общем виде можно сформулировать как:
Нерешённость пропуска больших паводков редкой повторяемости.
Эта проблема тоже имеет свою историю, на которой надо остановиться подробнее.
Пропуск через плотину паводков редкой повторяемости с самого начала был основной головной болью проектировщиков. Главную трудность здесь представляла стеснённость створа, сильно усложнявшая решение задачи и практически не оставлявшая им вариантов для выбора. Единственным конкурентоспособным принятому был тогда вариант устройства береговых туннельных водосбросов, аналогичный тому, что сейчас возводится на правом берегу, только с пропускной способностью более чем в три раза выше. Перед принятым он имел то неоспоримое преимущество, что относил место гашения энергии потока на несколько километров от плотины, однако стоимость этого сооружения оценивалась значительно выше, к тому же технология механизированной проходки туннелей большого диаметра у нас в стране в то время была в самом зачаточном состоянии.
Принятый в проекте способ гашения энергии сбрасываемого потока с помощью водобойного колодца – это фактически классика гидротехнического строительства, таких колодцев в мире построены тысячи, но только для низко- и средненапорных сооружений. Поэтому осуществлённое на Саяно-Шушенской ГЭС решение, когда в непосредственной близости от плотины должна гаситься («перемалываться») энергия потока мощностью до 25000 мегаватт (почти 4 мощности Саяно-Шушенской ГЭС) можно без преувеличения назвать уникальным и смелым, ибо смоделировать, а, тем более, рассчитать, воздействие энергии потока на бетонные конструкции колодца и на систему основание-плотина, было крайне затруднительно.
Смелость, с которой проектировщики пошли на принятие такого решения, до сих пор среди специалистов воспринимается неоднозначно.
Кроме опасной близости места гашения энергии потока к плотине и неизученности процесса гашения, против принятия варианта холостого сброса воды с водобойным колодцем были также чрезвычайно стеснённые условия створа, не позволявшие увеличить размеры колодца, чтобы за этот счёт хоть как-то компенсировать недостаточное знание проблемы.
Я помню сомнения и споры при принятии этого решения, тогда чашу весов в пользу варианта водобойного колодца фактически склонило только отсутствие приемлемого альтернативного решения. Я считал тогда и считаю сейчас, что принятое проектировщиками решение о гашении энергии холостого водосброса с помощью водобойного колодца было необоснованно смелым, т.е. было за гранью разумного риска.
Первые же сбросы воды через водобойный колодец в объёме гораздо меньшем расчётного, как известно, показали неработоспособность конструкции, и потребовалось выполнить большой объём работ по его ремонту и реконструкции, после чего более или менее надёжная работа была восстановлена, но лишь частично. Это явилось причиной строительства дополнительного туннельного водосброса на правом берегу.
Сейчас проблему холостых сбросов воды нельзя считать решённой. С одной стороны, строительство дополнительного берегового водосброса на 4000 м3/сек. близится к завершению, и это, по мнению Русгидро, полностью «закрывает» проблему. С другой – по-прежнему, нет убедительных данных о фактической безопасной пропускной способности холостого водосброса в теле плотины, которые можно было бы принять за его новую проектную характеристику. Более или менее обоснованной предыдущими сбросами можно назвать величину 4000 м3/сек., принятие других цифр зависят только от уровня оптимизма конкретного специалиста. При проектировании берегового водосброса она (пропускная способность водобойного колодца) без какого-либо серьёзного обоснования была принята 7000 – 7500 м3/сек., и это скорее похоже на банальную ученическую «подгонку под ответ», чем на серьёзный инженерный расчёт. Такое вольное обращение с фактами недопустимо, и цена такого легкомыслия может быть чрезмерно высока. Впрочем, принятие даже этих желаемых, но ни чем не подтверждённых цифр не помогают проектировщикам Русгидро войти в рамки установленных норм при проверке сооружения на пропуск чрезвычайного паводка 0,01 % обеспеченности (повторяемостью 1 раз в 10000 лет). Таким образом, что бы ни утверждали сегодня представители Русгидро, проблема холостого сброса воды на Саяно-Шушенской ГЭС с вводом в эксплуатацию ныне строящегося берегового водосброса не исчезает, а может лишь усложниться. И здесь не лишне вспомнить известную истину, что скупой платит дважды.
Итак, если привести к общему знаменателю всё сказанное выше, я думаю, что серьёзность проблем с надёжностью гидротехнических сооружений Саяно-Шушенской ГЭС – очевидна. Означает ли это, что плотина вот-вот рухнет, и енисейская волна смоет всё на многие километры вокруг? Конечно, нет!! Такого спонтанного разрушения произойти не может, если только не произойдут какие-то невероятные природные катаклизмы. Но оставлять эти проблемы без решения, т.е. соглашаться с тем, чтобы сохранялась хотя бы малая, пусть даже гипотетическая, возможность такого разворота событий, нельзя. Нельзя уходить от проблем и прятать голову в песок, тупо утверждая, что «всё хорошо, прекрасная маркиза». К сожалению, именно так поступают официальные структуры, и это не может не тревожить.
Надо сказать, что в вопросе повышения устойчивости плотины сейчас наметилось некоторое движение (вероятно, под влиянием стресса от происшедшего 17 августа) и некоторые дополнительные меры предпринимаются. Так, с привлечением ряда научных и проектных институтов разрабатывается новая, уточнённая математическая модель плотины с учётом новейших достижений в математике и вычислительной технике. Хотелось бы надеяться, что кроме всего прочего с её разработкой появится возможность учесть некоторые факторы, которые ныне тревожат специалистов геологов и сейсмологов, ведь сегодня дискуссия между ними и проектировщиками похожа на разговор немого и глухого. Если это будет сделано, то об устойчивости плотины можно будет говорить с гораздо большей степенью определённости. Для повышения устойчивости плотины прорабатывается также вопрос о снижении НПУ (нормальный подпёртый уровень) дополнительно ещё на один метр (до отметки 538 метров), что должно улучшить её напряжённо-деформированное состояние.
Правда, здесь тоже, как говорится, «палка о двух концах», и может возникнуть ситуация, напоминающая замкнутый круг. Дело в том, что вопрос безопасного наполнения водохранилища во время больших паводков в проекте изначально был решён неудовлетворительно, поэтому снижение НПУ (а, соответственно, и полезного объёма водохранилища), улучшая напряжённо-деформированное состояние плотины, и повышая её устойчивость, одновременно увеличивает опасность переполнения водохранилища в многоводном году, т.е. влияет на устойчивость отрицательно. Это тем более недопустимо при существующем дефиците пропускной способности холостых водосбросов, о чём только что было сказано выше.
Наиболее реальным и надёжным путём выхода из этого, «круга» могло бы стать строительство на верхнем Енисее или (и) на его наиболее водных притоках одной-двух регулирующих плотин. Но к такому решению, требующему немалых затрат, руководство Русгидро просто не готово. По крайней мере, в его планах на обозримую перспективу этого не просматривается. Вместо этого оно с бешеной энергией проталкивает строительство Эвенкийского гидроэнергетического гиганта на Н-Тунгуске – проект (если так можно назвать выполненные на студенческом уровне проработки), реализация которого грозит катастрофой целому громадному региону, но сулит его инициаторам баснословные барыши (Клондайк для вороватых дельцов).
Как бы нынешним хозяевам Саяно-Шушенской ГЭС ни хотелось бы уйти от этого факта, но им надо согласиться с тем, Саяно-Шушенская ГЭС закончена лишь вчерне, и потребуются ещё немалые дополнительные усилия, чтобы довести её до по-настоящему безопасной кондиции. По моему глубокому убеждению, именно непонимание этого факта или нежелание его признать (ведь за признанием должны следовать конкретные действия!) со стороны Русгидро и его структур ныне представляет главную опасность для Саяно-Шушенской ГЭС.
С другой стороны, нагнетать воистину «эсхатологические» настроения по поводу Саяно-Шушенской ГЭС, как это делается иногда в средствах массовой информации и кем-то вдохновляется, тоже неправильно и не может привести ни к чему хорошему. Саяно-Шушенская ГЭС должна и может ещё долгие годы работать на благо человека.
Теперь я хотел бы затронуть вопрос, который невольно возникает в головах многих людей: как могло случиться так, что Саяно-Шушенская ГЭС – сооружение, должное в своё время стать эталоном достижений советской науки и техники – на поверку, после двух десятков лет эксплуатации оказалось проблемным и требует «корректировки» и «доводки»? В чём причина? Виноват ли пресловутый «человеческий фактор», или виной тому стали иные, более глубинные причины?
Отчасти этот ответ уже прозвучал, когда выше мы говорили о последствиях «досрочного» ввода первого агрегата в 1978 году. Не будь этого не обоснованного никакими экономическими или техническими причинами волевого решения министра, возведение плотины наверняка пошло бы в русле заданной технологии, по крайней мере, строители были готовы к этому. Большая часть проблем напряжённо-деформированного состояния плотины просто не возникла бы. Но чтобы понять этот вопрос полнее и глубже, надо мысленно перенестись на полстолетия назад.
В 60х годах прошлого века страна жила под впечатлением достигнутых успехов в науке и технике – это и выход в космос, и освоение мирного атома, и многое, многое другое. Вспомним, что именно в эти годы были поставлены амбициозные цели построения в основном коммунизма к 1980-му году. Можно по-разному относиться к этому, но это было! Гидроэнергетика в СССР тоже вышла на передовые позиции в мире: крупнейшая Куйбышевская ГЭС с её стотысячниками был уже пройденный этап, уже работает Братская ГЭС с плотиной высотой 120 метров и агрегатами 220 мегаватт, строится Красноярская ГЭС – самая мощная в мире с невиданными доселе гидроагрегатами единичной мощностью 500 мегаватт. Кажется, что здесь мы уже впереди планеты всей, и это первенство никак нельзя упускать! Следующая на Енисее ГЭС обязательно должна быть больше, мощнее всех предыдущих и обязательно «самой-самой» в мире! Таков был лейтмотив всех наших (не только нас – гидроэнергетиков) мыслей и действий в то время, это было, как бы, нигде не прописанным, но само собой разумеющимся, общепринятым исходным заданием на проектирование Саяно-Шушенской ГЭС.
Можно предположить, что в те годы наша советская гидротехника на волне достигнутых успехов сделала слишком большой, неподготовленный ни научно, ни технически, ни организационно, скачок от строительства гравитационных стометровых плотин к возведению в два раза более высоких арочно-гравитационных плотин, т.е. сооружений иного по сложности уровня. Вероятно, это так. И Саяно-Шушенская ГЭС, образно говоря, была зачата в состоянии лёгкого опьянения от достигнутых успехов, когда все возникавшие на начальном этапе проектирования трудности расценивались не иначе как единичные и вполне преодолимые при дальнейшей проработке.
Ведь в другое время, столкнувшись на самом начальном этапе работ с такими трудностями при проектировании двухсотсорокаметровой плотины, вполне можно было отказаться от идеи её строительства и принять решение использовать энергию двухсотметрового перепада в двух створах: построить вместо одной уникальной две ординарные плотины с напором сто метров каждая, которые в инженерном плане представляли бы уже освоенный, пройденный этап. И это было бы вполне логично. Да, это было бы значительно дороже, но, несомненно, надёжнее. Однако, означает ли это, что строительство Саяно-Шушенской ГЭС в таком виде было ошибкой? Нет, конечно, нет! Но это было вполне осознанно принятым рискованным решением, о чём мы уже упоминали выше.
И ещё на один немаловажный факт хотелось бы обратить внимание, вспоминая историю. Если позволительно будет так выразиться, Саяно-Шушенской ГЭС не повезло – она родилась не в самый подходящий для реализации подобных проектов период в истории страны. Время наиболее интенсивных работ по её строительству совпало с нараставшими, как снежный ком, экономическими, политическими и социальными трудностями в СССР, и это не могло не сказаться на сроках строительства и на качестве выполняемых работ и проектных решений. А завершающий период строительства (конец 80х – начало 90х годов) и вовсе протекал при полном отсутствии в стране какой-либо управляемости, да и страны, в которой стройка родилась, уже не существовало.
Незавершённое строительством уникальное сооружение со своими сложными проблемами оказалось в новой стране никому не нужным, оно превратилось в «дойную корову у нерадивого хозяина»: колоссальную прибыль разворовывали все, кому не лень, не давая взамен ничего, и не решая ни одного вопроса. Никому не нужная ГЭС (нужна была только её прибыль, но не проблемы) держалась на плаву только благодаря энергии её первого руководителя и хорошо обученного коллектива. А потом, как эпидемия чумы, в энергетику пришла «чубайсовщина», к руководству отраслью пришли совершенно неподготовленные, далёкие от энергетики люди, озабоченные лишь личной прибылью. Начались кадровые перестановки и рыночное перевоспитание людей, и это окончательно добило ситуацию!
Смею утверждать, что если не было бы всех этих катаклизмов в истории страны, сегодня некоторые проблемы Саяно-Шушенской ГЭС из тех, что ныне тревожат нас, или бы не возникли, или были бы уже успешно решены. И уж совершенно точно, что той страшной катастрофы, которая произошла 17 августа, не было бы, её в принципе не могло бы быть, она могла произойти только при существующем режиме. Ведь до какого состояния нужно было довести людей и как разрушить сами основы технической эксплуатации ГЭС, чтобы известные (несмотря на попытку их скрыть) факты и обстоятельства, сопутствовавшие аварии, стали бы возможны?! Ранее такое и представить было невозможно!!
Ныне по-прежнему, словно и не было никакой аварии, отраслью руководят те же юристы да безликие менеджеры, со знанием своей отрасли в пределах школьного курса физики. Главная их цель – это прибыль. Они сидят прочно под надёжной крышей в правительстве и Думе. Катастрофа 17 августа – это их рук дело, но они «неприкасаемы». Надежды на то, что такие руководители сделают реальные шаги для устранения (не «замазывания», а устранения!) оставшихся проблем фактически не завершённой в полном виде Саяно-Шушенской ГЭС, небольшие. Ведь временщикам важна только прибыль. Это нас и беспокоит.
Евгений Андреевич ДОЛГИНИН, кандидат технических наук, бывший главный инженер КрасноярскГЭСстроя, Герой Социалистического Труда
Специально для "Правды Хакасии"
Да освятит тебя своей божественной дланью Летающий Макаронный Монстр.